Шрифт:
— Что случилось?
На дисплее появился текст от оператора.
«У вас восемь непринятых сообщений. Для прослушивания нажмите „один“».
Анника свернула к обочине и припарковала машину возле пешеходного перехода у средней школы Эншильда.
«Здравствуй, Анника, это Лотта. Калле упал, у него сильное кровотечение — позвони сразу, как сможешь».
Пип.
«Анника, Калле становится хуже — наверное, у него сотрясение мозга, а рана такая глубокая, что ее, наверное, надо зашить. Позвони, пожалуйста».
Пип.
«Калле плохо. Почему ты не звонишь? Мы сейчас вызовем скорую…»
У Анники задрожали руки, она нажала газ и тронулась с места.
«Мамочка, где ты? Я упал с гимнастической стенки. Мне так больно…»
Пип.
«Анника, куда ты запропастилась? Я бросил совещание и сейчас нахожусь в больнице Дандерюд с Калле — позвони мне!»
Анника плача продолжала ехать, слушая сообщения.
Пип.
«Лучше бы ты занялась чем-нибудь действительно важным. Позвони мне».
Пип.
«Я сейчас был у врача, мамочка. Мне повязали на голову огромную повязку. Она, правда, такая большая. Когда ты приедешь ко мне, мама?»
Пип.
«Мы уже дома. Я приготовил обед. Мне надо вернуться на работу, будь любезна, позвони, как только получишь это сообщение».
Последний звонок был от Томаса. Он говорил ледяным тоном.
«Стоит мне поехать туда, куда я считаю нужным, стоит мне на четыре часа отключить телефон, как наступает конец света. Это нечестно».
Она как сумасшедшая всю дорогу гнала машину. Резко затормозив на подъездной дорожке, рывком распахнула дверь и опрометью кинулась к дому.
— Калле! — закричала она, взбегая вверх по лестнице в его комнату. — Калле, где ты? Что с тобой?
Калле рисовал, лежа на полу в кабинете, а Томас сидел за компьютером.
— Привет, мам. Смотри, какая у меня повязка!
Мальчик встал и подошел к матери, она опустилась рядом с ним на колени и обняла сына. Она тихонько покачивала его, стараясь сдержать готовые хлынуть из глаз слезы.
— Прости, — шептала она, — я уехала и выключила телефон и поэтому не знала, что ты ушибся. Что случилось? Ты упал?
Она ослабила объятие, погладила Калле по голове и взглянула на его лоб. Губы мальчика задрожали, глаза наполнились слезами.
— Так сильно болит? Ты плохо себя чувствуешь?
Мальчик покачал головой.
— Что такое? — сказала она. — Расскажи маме, что случилось.
— Они злые, — ответил Калле. — Другие мальчики злые. Они толкнули меня со стенки, и я упал.
Она посмотрела на Томаса, который в это время встал из-за стола.
— Это правда? — спросила Анника. — Это сделали маленькие подонки в саду?
Выбирай выражения при ребенке, — сказал Томас. — Да, похоже что так. Я говорил с воспитательницами, они поговорят с детьми.
Анника встала.
— Все правильно! — кивнула она. — Я прямо сейчас поеду…
Томас шагнул вперед и крепко взял жену за руки.
— Анника, — резко произнес он. — Успокойся. Персонал поговорит с родителями сделавших это детей. Не надо усугублять положение.
Из глаз Анники потекли злые слезы.
— Я этого не вынесу, — прошептала она. — Это невыносимо — чувствовать свое бессилие.
Томас отпустил ее и вздохнул.
— Врачи сделали томографию, не нашли признаков кровотечения или повреждения в мозге, — сказал он, не глядя на Аннику. — Но тебе придется сегодня последить за ним, потому что симптомы могут появиться позже, через несколько часов. Ему можно спать, но надо будить его каждый час. Чтобы узнать, в сознании ли он.
— Ему нужны какие-нибудь лекарства?
Томас посмотрел на часы.
— Ему дали что-то болеутоляющее, но через час можно дать ему еще парацетамол. Ладно, я поехал на работу.
Он, не оглянувшись, вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице.
После ухода Томаса Калле немного поспал, проснулся он в ясном сознании и с вполне осмысленным взглядом. Играть и носиться ему не хотелось, он хвостом ходил за Анникой, помог ей накрыть стол на террасе. Они постелили на стол темно-синюю скатерть, поставили лучшие бокалы и белые фарфоровые тарелки. Мальчик не жаловался на боль. Его не тошнило.
Потом Анника почитала ему историю про Альфи Аткинса и покачала его на коленях, всем телом ощущая родное тепло сынишки.