— Нет, — устало возразила Анника, опустившись на стул. — Это не так страшно. Знаешь, что на самом деле страшно?

На другом конце провода наступило недолгое молчание.

— Что? — спросила женщина.

— Самое страшное, что я не шутила, — сказала Анника. — И если бы мой сын сделал другому ребенку то же самое, то я надеюсь, что его родители тоже напугали бы его до смерти.

— Этого не может быть, — сказала женщина. Гнев в ее голосе уступил место удивлению. — Ты не можешь говорить это серьезно.

— Могу, — возразила Анника. — И я надеюсь, что ты сможешь объяснить своему сыну, что он поступил плохо. Я знаю, что нельзя было угрожать маленькому мальчику, я сознаю это, но если он снова нападет на Калле, то я за себя не отвечаю.

— Ты же взрослый человек, ты должна подавать детям пример, — сказала женщина, уже не так агрессивно.

— Скажи, что бы сделала ты, если бы Калле так ударил твоего сына, что ему пришлось бы делать МРТ головы?

Женщина помолчала.

— Наверное, я сделала бы то же, что и ты, — наконец призналась она.

— Хорошо, — сказала Анника. — Спасибо.

Она положила трубку и вдруг почувствовала, что ее мир переворачивается.

Кошку замучили в аппарате для стереотаксических операций, из глаза Ларса-Генри торчал гвоздь. Неужели это ты грозилась убить ребенка?

Поднятая рука готового ударить ее Томаса, повязка на голове Калле, молчаливая мольба Боссе в машине, если ты сейчас уйдешь, то можешь не возвращаться.

Она, пошатнувшись, встала и на неверных ногах проковыляла в туалет, где ее вырвало.

Ты придумала себе мир, и всякий, кто с тобой не согласен, — идиот.

Он убивал детей, Анника.

Тяжело дыша, она стояла, склонившись над унитазом. Удары сердца отдавались в висках болезненными толчками.

«Мне надо с кем-нибудь поговорить. Я не могу больше сидеть здесь одна».

Она медленно поднялась наверх, посмотрела на спящих детей, бесшумно открыв дверь спальни. Она прислушалась к их тихому дыханию. Оба крепко спали.

«Он вернется, — подумала она. — Папа обязательно вернется».

Она посмотрела в окно, сдвинув в сторону занавеску. В доме Эббы горел свет. Значит, она вернулась от кузины из Даларны.

Анника показалось, что стены сейчас сойдутся и раздавят ее. Вдруг он не вернется?

Что же, она так и будет сидеть здесь одна и ждать?

Она прошла на лестничную площадку, вошла в спальню Эллен, вышла, зашла в спальню Калле и вышла.

Ничего, если они побудут дома одни, а она пока зайдет ненадолго к Эббе?

Но вдруг позвонит Томас?

Она не может уйти, она должна ждать его звонка.

Но она же может переадресовать звонки, и тогда его звонок не разбудит детей.

Она спустилась вниз и выглянула на улицу сквозь резное кухонное окно.

Кто там приехал? Может быть, это Томас?

«Нет, я не могу больше сидеть дома», — подумала Анника.

Она набрала команду переадресации звонков, ввела номер своего сотового телефона, проверила заряд его батареи, положила телефон в карман и пошла к выходу.

На улице было уже темно, хотя стоял еще ранний летний вечер. Темные тучи затянули небо серым бетонным сводом.

Как же ужасно за городом в плохую погоду, подумала она. Все цвета исчезают, остаются лишь оттенки серого. В городе всем хватает места, улицы и площади — общественные места, где никого не угнетает присутствие других людей. Здесь все стиснуто, несмотря на то что больше простора.

«Почему я сейчас об этом думаю? — удивилась Анника. — Как я могу беспокоиться за мир и гармонию с соседями в такой момент?»

Вильгельм Гопкинс, словно прочитав ее мысли, возник перед ней на дороге как привидение. Он ткнул пальцем в сторону стоявшей возле ее дома красной спортивной машины.

— С меня хватит! — выкрикнул Гопкинс. — Мое терпение лопнуло. Я сейчас же звоню в полицию!

Анника даже не взглянула в его сторону.

Красный «вольво» Эббы стоял на подъездной дорожке к ее дому. Фонтан был выключен, загон Франческо пуст.

Анника поднялась по ступеням крыльца и нажала кнопку звонка. Было слышно, как его эхо отдается в доме. Франческо не залаял. Не было слышно и шагов. Эхо звонка стихло, и Анника, спустившись с крыльца, обошла дом.