Я все-таки замечаю иногда взгляды, которые Двайт бросает на свою "икону": от святости те далеки, это подает надежду на будущее.

Минди, и у меня, видавшего виды парня, скрипят зубы и сжимаются кулаки, стоит только представить себе кое-какие детали ее истории, возненавидела белый свет после того, как подверглась групповому насилию. Бедная девочка собирала фольклор на стажировке. Пошла на свидание с каким-то гадом, который созвал несколько друзей, таких же гадов, повеселиться.

– Не стоило бы их клеймить, - вздыхает Минди.
– Ведь кто знает об их прошлом?

– Вас послушать, так и Каина нельзя обвинять, - однажды не выдержал я.

И что вы думаете, услышал в ответ?

– Конечно, нельзя, - причем, не колеблясь, в ту же секунду, безо всяких сомнений и дуэтом: и Минди, и Трэйси.

Я чуть ли не заикаться начал, но они обе, опять же дружным дуэтом талдычат.
– Ведь Каина никто не любил: ни родители, ни младший брат, ни даже сам Господь Бог. Все только воспитывали, а не любил никто. Вот он и обозлился: просто не долюбили.

Мне сразу пришел на ум старший братец, с которым не общаюсь с того самого момента, как ранним утром я выскользнул из дому со школьным рюкзачком, едва дождавшись своего шестнадцатого дня рождения, чтоб больше никогда туда не возвращаться. Зачем? И снова содрогнулся, как всегда, при мысли о семье и детстве. А теперь выясняется, это я не долюбил родню, ух не долюбил!

Да, так вот Минди, причем после всего, что с ней сделали. А издевались над несчастной изощренно и мучительно, надолго лишив жертву возможности забеременеть и родить ребёнка. Бедняжка целую вечность лечилась, если не ошибаюсь, пытается врачеваться до сих пор и по сей день тесно общается с нашей психологиней Фианой. Короче, в результате Минди пришла, наконец, к тем же выводам, что и Трэйси.

Меня, может быть, не насиловали, но детство с алкоголиком папашей и сумасшедшей мамашей было, мягко говоря, суровым. Отшибли на всю жизнь охоту улыбаться. Про смех вообще молчу. Засмеялся было раз... Так предки с двух сторон набросились меня мутузить: не фиг, мол, тут лыбиться-скалиться. Отметелили до посинения, по полной программе. Спасибо, хоть зубы не повыбивали. С тех пор сам не расслабляюсь и не верю всяким энтузиастам от показухи клыков.

Да и нельзя забывать о старшем брате, возненавидевшем меня с момента моего рождения: страшная штука ревность. Каждый из них уродовал остальных членов семейства, и все дружно - меня: я ведь был младшим и самым беззащитным.

Поэтому я рано просек: искать охраны или хоть какой-нибудь справедливости бессмысленно. Не нужно особой наблюдательности, чтобы понять: вокруг выживали только сильные, подтянутые, жилистые, выносливые, спокойные и нахальные, те, кто мог заставить других бояться себя. Поняв это, я стал заниматься доступными видами спорта, в чём преуспел: в мои семнадцать я был грозой школы. Девчонки считали за честь пройтись со мной, мальчишки безоговорочно отдали мне лидерство. Шагать бы мне по трупам до конца моих дней, но судьба распорядилась по-другому: я познакомился с Фианой.

Близнец по западному и дракон по восточному гороскопам, Фиана, недавняя эмигрантка из России, оказалась взрывной смесью. При этом умная и образованная. Тонкая штучка, еще психолог по образованию, она с первой же попытки сдала зубодробительный экзамен для подтверждения кандидатской, а потом, уже работая психологом в Редвуд Сити, шустренько сделала и докторскую не где-нибудь, а в Стэнфорде.

Начав работать в резервации, Фиана не оставила внешнего мира, но опять-таки ради помощи несчастным. Деятельная девица, она часто ездит на собрания людей, у которых не все дома. Мотается по Северной Калифорнии.

Разговорились мы с ней на одном из таких мероприятий, куда меня, наконец, привел извилистый путь хулигана и почти алкоголика. Хотел ей предложить поваляться где-нибудь в мотеле на теплой постельке и опомнился только тогда, когда до меня дошло, что мне уже вправили мозги. Никакой постельки так и не вышло, но в резервацию я вслед за Фианой попал. И никогда, ни разу о том не пожалел. Убедился: когда занимаешься чужими бедами, забываешь свои.

Я не философ, но с Фианой неоднократно беседовал и многое от нее узнал.

Испокон веку, какой период истории ни возьмёшь, каким бы прогрессивным ни был общественный строй в любой точке любого исторического момента, козлы отпущения нужны были всем и позарез.

Чужаки другой пещеры, рода, племени, касты сменялись на патрициев-плебеев, рабов покорённого царства или эмигрантов низшей расы; кровожадные боги древних религий - не менее кровожадными богами современных, - человечество всегда и с завидным постоянством находило изгоев, используя к тому же разницу даже в образовании, манерах, отношении к жизни. Там, где не было инакомыслящих, шпионов, интеллигентов, не говоря уже о евреях, непременно находился какой-нибудь вождь, придумывавший одних, других или третьих. Между теми же, чья кожа была окрашена в один и тот же цвет, различия шли на окраску и оттенки крови.

Прошлый век расстарался, изобрёл не только особенные неизлечимые болезни, атомную бомбу, бактериологическое оружие, Интернет и перекройку пола по собственному желанию, но также и множество признаков, по которым какие-то слои населения переставали считать людьми не только чужих, но и своих же сограждан для того, чтобы оправдывать рабство, издевательства, массовые убийства одних и делать божками других.

А в начале века последнего все вдруг поняли: чего ещё искать, когда есть чрезвычайно полные, над которыми и так давно уже издеваются все кому не лень.