Фантазер-романтик теперь практиковался в сарказме на друзьях по футбольной команде и пробовал насмешливое безразличие на девчонках, которые привлекали его только внешне своими длинными в мини-юбочках ногами и девчачьими округлостями. Очень скоро стало ясно: на неискушенных американок образ этого, как сама же назвала его русская критика, "лишнего человека" действует еще сильнее, чем на русских княжен.

Феликс стал самым популярным парнем в школе: для спортсменов считалось за честь с ним дружить, девушки вздыхали, слали ему записки с просьбами о свиданиях, звонили по-телефону и звали на выпускные балы. Уайт никому не отказывал ни в дружбе, ни в любви, особенно в тех случаях, когда из совместного похода в спортивный клуб или на танцы мощно было извлечь что-то конкретное, тут уж он пользовался завистью сверстников всего Черчхилла.

К одиннадцатому классу, однако, выяснилось: самый заметный парень в школе так никогда и не обзавелся постоянной подружкой. Девицы потеряли надежду, а самые языкатые из них начали поговаривать о том, привлекает ли его женский пол вообще. Никто, в том числе и он сам, несмотря на то, что уже начал было беспокоиться, не понял: на самом деле Феликс слишком сильно вжился в роль русского офицера с красивым именем Печорин.

Постоянная подружка появилась позже, в Беркли. Студент Уайт по-прежнему оставался офицером Печориным и, благодаря русской классике, утвердился популярным и в университете. Никакой такой особой любви к Джессике не было, просто существование постоянной девушки оказалось удобным, по-крайней мере, другие, порядком надоевшие, перестали к нему липнуть так рьяно. Но когда Джессика поняла, что на будущее здесь надеяться не стоит, и ушла к Тому, собравшемуся делать после университета докторскую по медицине, Феликс вдруг поймал себя на том, что испытывает одно единственное чувство, и чувство это отнюдь не назовёшь сожалением. Скорее, наоборот: вздох, который Уайт чуть ли не заставил себя исторгнуть из своей груди, оказался вздохом облегчения.

Феликс понял: он так же, как русский кумир, обречен на одиночество, пожал плечами и решил делать карьеру по-американски.

Русский в это время как-то не то, чтобы забылся, - отошел на второй план, а пригодился вдруг, причем самым неожиданным образом, уже в Ай-Би-Эм, куда Феликса после университета взяли компьютерным инженером.

Когда босс, сорокалетний Иэн Барнаби, вызвал своего молодого подчиненного к себе в кабинет и спросил его, правда ли, он, Феликс Уайт, говорит по-русски, можно было подумать, скажем, о каких-нибудь переговорах, или о рекламном проекте, да о чем угодно, только не о том, для чего босс вызвал его на самом деле. Реальность, как случается чаще, чем хотелось бы, превзошла всевозможные фантазии.

Барнаби пододвинул к собеседнику распечатанный с Интернета лист, расчерченный на клетки. В каждой из клеток помещалась фотография девушки, дополненная краткой информацией по-английски. Слегка обалдевший Феликс успел заметить Светлану, восемнадцати лет, стройную, интеллигентную, любительницу кино и театра, потом Татьяну, хорошую хозяйку, а дальше Иэн перебил его, положив сверху лист с увеличенной клеткой. Надпись гласила: Дарья, восемнадцать, музыка, танцы, я жду тебя, мой избранник, возраст-внешность значения не имеют, интеллигент, хорошо устроенный, порядочный.

– Почему-то они все хотят интеллигентов, - с сомнением в голосе отметил Барнаби.
– Как ты думаешь, они имеют в виду просто интеллект или ещё что-то, чего я не знаю, и похож ли на это я?

Уайт вдумчиво рассмотрел начальника. Интеллигента в том смысле, в котором понимают это слово русские, тот напоминал меньше всего.

Ведь, судя по книгам, русские интеллигенты должны были много читать, а, кроме того, быть философами, бессеребренниками, тощими, сероглазыми, всегда простуженными, постоянно пить до тошноты крепкий чай и кашлять, без конца болтать на кухнях о будущем человечества, кутаться в потрепанные свитера, курить одну за другой и спать на гвоздях.

Иэн Барнаби, если и читал что-нибудь, то вряд ли это были книги, скорее, журналы... Пожалуй, спорт какой-нибудь, "Новости на яхте" ну и, конечно же, "Преуспевающий бизнесмен". Философию босса можно было определить и исчерпать двумя словами: потенциальный клиент либо никто. Будущее человечества занимало шефа несколько однобоко: как поведут себя акции и что новенького придумает конкурирующая фирма... Отсюда можно судить об отношении к деньгам. Физически сильный, в спортивный клуб ходит регулярно, одет элегантно, как полагается одеваться начальнику отдела крупной фирмы.

Феликс взглянул на фотографию Дарьи с некоторым сомнением во взоре. Босс поймал этот взгляд.

– Молодая, да?
– улыбнулся Барнаби.

– Меня бы обеспокоило то, что возраст-внешность для неё не имеют значения. Как внешность может не иметь значения?

– Я понял, она просто хочет вырваться в Штаты.

– Тогда она тебя бросит, как только получит гражданство.

– Конечно, бросит, - согласился босс.
– А зато я три года смогу бесплатно спать с молодой русской красавицей, а потом повторить это дело с новой, и так, сколько захочу. Так как ты считаешь, сойду я за интеллигента?
– наивно переспросил он.

– Попытка не пытка, - уклонился от прямого ответа Феликс, попутно блеснув знанием русского. И, конечно, объяснил, что кровавый лидер русских прошлого века прежде, чем дать санкцию на допрос с пристрастием, любил повторять сию фразу, полную глухих согласных. Случалось же это достаточно часто для того, чтобы жуткая присказка превратилось в известную пословицу.

Короче, в результате беседы Феликс был взят в Москву в качестве доверенного лица и переводчика.

Дарья оказалась смазливой, худенькой, черноглазой девицей, обладательницей остренького подбородка, звонкого, но не без томности голоска и супер-модной одежды и косметики. Вокруг неё постоянно крутилось бесчисленное множество родственников, которых почему-то изводили всякие трудно излечиваемые болезни, из-за чего нужда в деньгах на лекарства и операции стала постоянным аккомпаниментом этого романа. Спать с женихом "молодая русская красавица", однако, не спешила, на что Барнаби реагировал с точки зрения настоящего мужчины. "Значит, порядочная девушка", - одобрительно кивал он. Зачем ему порядочная девушка, Уайт так и не понял.