Регина снимает пальто и идет к барной стойке. Наливает виски в два стакана, один протягивая Эмме.

Свон смотрит на бледное лицо поверженной Королевы. Королевы, которую свергло с пьедестала только горе, только страшная потеря. Королевы, которая ничего и никого не боялась, бросаясь под стрелы Питера Пэна и потерянных мальчиков на острове. Королевы, которая была прекрасна даже тогда, когда в глазах ее зияла бездна пустоты, пожирающая ее изнутри.

Эмма приняла вызов и приняла из рук Регины спиртное. Сделав пару глотков, она отошла к окну, за которым уже в полной мере резвился осенний ливень. Эмма чувствовала, как Регина смотрит ей в спину, не желая говорить. Они молчали очень долго, перед тем, как Миллс все же сказала:

– Ты не обязана оставаться.

Эмме подумалось, что Крюк мог уже поговорить с Региной о ней, и том, что на самом деле он хочет. Мэри Маргарет сказала ей, что Джонс пришел раньше всех на кладбище. А значит, успел надавить словом или делом на неуравновешенную психику Регины. Эмма больше всего сейчас хотела, чтобы на Миллс никто не давил. Никаким из способов. Но город словно обвинял ее в потерях. Снова. Опять все отвернулись и бросили ее. И Эмма не уверена, что хотела быть в их числе.

– Не обязана, - сказала Эмма.
– Но хочу.

Ее голос звучал иначе. Слабее, жестче, резче. Регина отметила про себя это, как-то машинально. Раньше она всегда замечала, что у Эммы звонкий, мягкий голос, как у Белоснежки, с нотками яростной храбрости Прекрасного Принца. Но сейчас все поменялось, и не факт, что Регина услышит то, что было прежде. На самом деле, она не хотела слышать ничего. Она хотела остаться наедине, но выгнать Эмму у нее не поднималась рука. Потому что Эмма молчала.

Молчаливая Эмма была странная. Какая-то неземная, другая. Регина рассматривала опущенные плечи и думала о том, что Крюк просто не заслуживает такой женщины, как Свон. Этот бродяга-пират, возомнил себя ловеласом, и думает, что Эмму так просто завоевать. Но та Эмма, которую на протяжении трех лет знала Регина, не простая девушка. Она очень сложная. не по зубам такому ветреному человеку, как Джонс.

– Почему ты не хочешь принять его предположение?
– спросила, наконец, Регина.

Ей было не особо интересно, но все же, этот вопрос сам сорвался с губ.

Эмма залпом допила виски и развернулась лицом к Регине. Прежний блеск серых глаз сменился обреченным взглядом. А тонкие губы не спешили размыкаться, чтобы дать ответ на вопрос.

И все же…

– Потому что для этого, нужно любить. А у меня в сердце пустота, и я сомневаюсь, что ее сможет заполнить человек, к которому я не испытываю даже симпатии.

Слова Свон не были новостью для Регины. Она знала точно, что Джонс не тот, и мало того, никогда не станет тем. К тому же, Нил все же был для Эммы любовью всей жизни, иначе бы не было Генри.

Сейчас уже нет никого. И ни с кого не спросишь, что ждет впереди. Какова судьба? Тинкербелл за день до гибели, сказала ей, что пыльца может ошибаться, а значит, судьбы просто нет. Судьбу надо построить.

– Ты веришь в судьбу, Эмма?

Сейчас для Регины этот вопрос был важен. Настолько, что она на миг забыла о выпивке в ее руках.

– Нет, - коротко ответила Эмма.
– Судьба - это для слабаков. Мы с тобой не из таких.

Слово «мы», резануло слух, и Регина сделала глоток виски. Она уже давно ни от кого не слышала этого слова. «Мы» давно не говорил ей даже Генри. А последним таким человеком, была ее мать. Получалось, что все, кто говорил ей это слово - мертвы.

– Откуда тебе знать?
– словно выплюнула Регины вопрос.
– Мы не так близко знакомы.

Эмма подняла голову, упираясь взглядом в темно-карие глаза Миллс.

– Для этого не нужна близость. Для этого просто нужно слушать и слышать.

Эмма говорила слова, которые Миллс почему-то всегда ждала от Мэри Маргарет, или от кого бы то ни было, но только не от Свон. И нет, в этих словах сейчас не было и намека на ложь, фальшь и предрассудки. В этих словах было столько искреннего беспокойства за нее, что Регина просто молча смотрела на Эмму и не была готова подобрать слова, чтобы парировать то. что сказала шериф только что.

Но правда в том, что Регина здесь и сейчас чувствовала от Эммы ту самую близость. Не пошлую, не сопливую, а настоящую дружескую поддержку.

Они не были друзьями, и вероятно им такими не стать, но Регине все равно нечего было ответить на слова Эммы. Наверное, потому что за все три года, в Сторибруке, так никто и не говорил ей таких слов, кроме той, с которой они делили сына.

========== Страх. Судьба. ==========

Страх и боль повелевают,

Узел затянув на шее вновь.

Да, я знаю, так бывает.

тЬма ступает на порог.

Больно вспоминать иное.

А ведь было то, родное.