Шрифт:
– Офелия.
Мужчина произнес мое имя, а затем снова и снова. И с каждым новым повторением оно мне нравилось все больше. Его язык ласкал каждый слог, а из-за легкого намека на акцент, слова выходили еще сексуальнее.
– Чем ты занимаешься, Офелия? – спросил он через некоторое время, вырывая из фантазии, где этот мужчина рычал мое имя мне на ухо, пока трахал.
– Почему ты хочешь это знать? – мой голос был хриплым от неуместных мечтаний, заполняющих разум. Впрочем, это было неудивительно. При моей работе вечно уплывающие куда-то мысли были неизбежным риском.
– Может, я просто пытаюсь узнать женщину, с которой живет мой кот.
Я закатила глаза на его фразу, но решила ответить.
– Я – писатель.
– Какого рода? Ты пишешь эти похотливые, непристойные, грязные эротические книги? – его голос был милым и соблазнительным.
– Может быть, – протянула я.
– С каждым мгновением ты становишься все более и более интересной, Офелия, – произнес он, заставляя дрожь пробежаться по моему позвоночнику от интенсивности его голоса. Черт побери, с такими голосовыми данными он мог зарабатывать на сексе по телефону.
– Как тебя зовут?
– Хендрикс.
Я улыбнулась.
– И чем ты занимаешься, Хендрикс? Работаешь оператором в сексе по телефону? – спросила я, прежде чем смогла себя остановить. Черт, мой длинный язык.
Он громко рассмеялся.
– Офелия, Офелия... Почему ты так решила? – спросил Хендрикс, а потом добавил ноток, достойных спальни: – Мой голос возбуждает тебя?
Пока я пыталась найти достойный ответ на его вопрос, раздался звонок в дверь.
– Звонок. Интервью. Мне нужно идти, – пробормотала я и прервала связь, боясь смутиться еще сильнее.
Кто бы мог подумать, что у моего кота отличный вкус на хозяев?
ГЛАВА 7
Хендрикс
Я издал удивленный смешок, когда телефон у моего уха отключился. Покачав головой, я переименовал Офелию с «Кошачьего вора» на «Кошачьего вора с сексуальным голосом».
Таким хриплым, соблазнительным и становящимся чуть более глубоким, когда Офелия флиртовала. Она звучала совсем ни как пятидесятилетняя старая дева, которой я себе ее представлял.
– Уф, – я поднял взгляд, заметив Картера, с отвращением смотрящего на меня. – Что? – нахмурился я, смутившись, и осмотрел себя. Да, вся одежда по-прежнему была в порядке. Картер лишь ходил к входной двери, чтобы забрать китайскую еду, поэтому я не смог бы все испортить за это время, даже если бы захотел.
– На твоем лице глупая улыбка. Как в случаях, когда ты заметишь женщину, которую... – он замолчал, оглядев сначала меня, а потом посмотрел на телефон. – Нет. Не-а, о, нет, – резко качнул Картер головой.
– Что «нет»? Я ничего не сделал.
– О, я знаю этот взгляд. Ты нашел задницу, которая тебя заинтересовала. Никаких отвлекающих факторов. До Рождества предстоит сделать еще кучу всего, и мне нужен чертов отпуск. Мы не закончим все дела на этой неделе, если ты станешь отвлекаться. Я смирился со всем этим рождественским сумасшествием, но женщину не потерплю, – Картер ткнул в меня пальцем, и я закатил глаза.
– Я не собираюсь отвлекаться. Это был один телефонный звонок.
Картер упер руки в бедра и поднял бровь.
– Проехали. Славно, никаких отвлекающих факторов. Где еда?
Дальше мы работали и ели в тишине. Я закончил три рождественских комикса, которые опубликуют в течение месяца, когда мы уйдет на заслуженный отпуск, а Картер разобрался с административными и деловыми вопросами. В конце дня мы сверились с расписанием на следующие пару дней и запланировали дела на завтра. Было уже поздно, когда Картер, наконец, ушел, а я так устал, что мне едва хватило сил потащить свою задницу в душ. Однако одна мысль о том, что я положу свое тело на чистые простыни, ужасала меня и давала стимул.
После я выбросил пустые коробки, в которых доставили еду, а также ополоснул наши с Картером тарелки и столовые приборы, прежде чем закинул их в посудомоечную машину и отправился в спальню. Я сел на кровать, устанавливая будильник телефона на самый, черт возьми, рассвет, а потом упал на простынь и выключил свет, ожидая, что провалюсь в сон, едва коснувшись подушки. Но все вышло иначе.
Вместо этого я лежал, слыша в голове тот хриплый смех с придыханием. Я потер лицо.
«Не отвлекайся, Хендрикс».