— Из-за этого же, — добавил он, — весь штаб очень внимателен и осторожен. Пусть и не так усердно, как раньше, но его продолжают искать. Если вы не будете осторожны, вас сразу засекут. Не успеете даже за указатель заехать.

Последним он назвал некоего Ханса Эрмана. С виду безобидного толстяка с усами-щеточкой.

— Четыре… Как и стрел, ага, — вяло сказал Силаш тогда. — Если промахнусь, как ловить их будете?

Его заверили, что поймают.

Андрей подумал тогда, что Иеремия оказался тысячу раз прав, когда ранее, еще в Москве, советовал получить всю информацию через посланника. Он слил им все, даже имена и внешность самых сильных солдат. Не озвучить вопрос, почему Бобби не мог сделать то же самое и в пользу Ордена, было невозможно. Хромой тут же поспешил с объяснениями:

— Видите ли, «смертельная клятва» — очень гибкая штука, ей надо уметь пользоваться. Конечно, Бобби чаще помалкивает... Кому же охота умирать из-за случайного слова? Однако, по всей видимости, я всем вам открою Америку, если скажу, что почти никто и никогда не накладывает на Бобби запрет говорить о том, что он видел или слышал в момент передачи сообщений. Это куда важнее, порой, чем сами письма. Не понимаю, право слово, зачем Совету Даллесы, когда есть Бобби.

После очнулся и Уильям, в очередной раз безуспешно попытавшись донести до всех уже набившие оскомину слова:

— Вы понимаете, вообще, к каким последствиям приведете… Понимаете или нет? — его голос жалобно дрогнул. — Вы все испортите, все, что пытается сделать сейчас мой брат…

Голос Иеремии был мягким, но Андрей услышал в нем колючие нотки:

— Уилли, пойми, наконец, что мы действуем с тобой в одних и тех же интересах. Ты боишься, что Орден может ответить нападением на нападение, но не думаешь о том, что они первые напали. Варшава — не территория Ордена. Это земля Совета. Они уже переступили наши договоренности о нейтралитете…

— Но мой брат…

— Твой брат, Уилли, действует слишком медленно, а Орден — слишком непредсказуемо. Чем дольше мы ждем, тем больше вероятности, что они выкинут еще что-то в духе похищения госпожи Марии. Они уже пришли на земли Совета. Чего ты еще боишься?

— Последствия могут быть…

Иеремия снова перебил его, в этот раз более раздраженно:

— Очнись уже. Какие еще доказательства будет собирать твой брат? Их штаб, набитый солдатами Ордена под самую крышу — вот главное доказательство. А их капитанша расскажет все прочее, чего не хватает для полноты картины.

— Соврет, как пить дать, ага, — пробормотал Силаш. — Так она вам и расскажет все.

— Мертвые не лгут, — ухмыльнулся Иеремия, услышав его. — И Ратта — тоже…

Кто такой Ратта никто не спрашивал. Чуть позднее все начали расходиться. Иеремия забрал план здания, намереваясь, по его словам, обдумать все позднее. Уильям поплелся следом, напряженно морща лоб. Он явно хотел продолжить спор с хромым убийцей вдали от остальных ушей. Куда делись остальные, Андрей не заметил. Силаш некоторое время крутился возле Веры, но в какой-то момент ушел и он.

Они остались вдвоем.

Вера долго стояла, глядя на Андрея. Он делал вид, что не замечает, хоть и знал, чего она хочет. Спросить, почему Иеремия не дал ей никакого задания, не сказал, с кем она идет и через какой вход.

— Ты не пойдешь с нами, — сказал Андрей, глядя в камин. — Ты должна будешь найти и вывести мою сестру в безопасное место. Бобби не знает точно, где она, а особняк очень большой. Бой будет долгим… и мне будет легче, если я буду знать, что с ней ничего не случится. Ты сможешь защитить ее от солдат Ордена, сможешь защитить в дневное время… Все понятно?

— Да, — прошелестела она. Гулкие удары сердца почти полностью заглушили ее голос. Даже не глядя, Андрей знал, что она наматывает на палец кончик галстука.

— Это все, что ты хотела? Тогда иди.

Было время, когда Андрей проклинал сонливость, обрушивавшуюся на него всем весом вместе с первыми, невидимыми глазу солнечными лучами. Веки опускались сами собой, тело тяжелело, коченело, как у трупа. Огромных усилий ему стоило перетерпеть это время, чтобы бодрствовать потом весь день. Но в это утро он не хотел бодрствовать. Он хотел поскорее забыться сном. Взять короткую передышку. Мария ждала совсем рядом. Нужно было подождать еще немного и так много одновременно.

Хотя он смог уснуть, сон его был тяжелым и беспокойным, напоминая, скорее, бред. Он засыпал, просыпался, крутился и снова засыпал, недопонимая, снится ему эта чернота, в которой он плавает, или нет. Реальными были лишь мягкие хлопковые простыни, которые он осязал обнаженной кожей.

Когда к нему пришла Мария, он осознал, что все же уснул. Он покорился той привычной, нежной дремоте, которая сопровождала подобные сны. В них не было того огня, что в жизни. Они напоминали о той усталости и ласке с крохотной ноткой отчаянья, с которыми Мария утешала его в детстве. Когда у них ничего не оставалось, кроме друг друга.