Шрифт:
— А вы сами разве не стали рабами? — съязвил Антоний, разозлившись. Ему лишь хотелось узнать о таинственном еврее чуть больше. В самом деле, будто каждый день встречаешь таких молохов. Это еще не делает его "рабом". — У него была своя семья. Зачем вы так хотели, чтобы он жил с вами? Видно, тоже не устояли, а?
Мария безразлично повела плечами.
— А книги? Эти его брошюрки? — раздраженно спросил он после недолгого молчания.
— Хевель последние десятилетия потратил на то, чтобы найти способ опять стать человеком. Изучал нашу историю, биологию... Где-то он рассчитывал найти ответ.
Дальше они ехали молча. Антоний не знал, что еще можно из нее вытянуть. Тишину нарушал только гул мотора и постукивание плохо привязанной двери. Антоний неожиданно подумал о том, а хотел бы он снова стать человеком? Определенно, нет. Что хорошего в том, чтобы быть человеком? Гадишь каждый день, болеешь, стареешь, а потом умираешь дряхлой развалиной. Взамен на что? Людская еда? Велика важность. Солнце? Да и без него неплохо. Член стоит, как у живого, даже лучше. Вдобавок, можно не бояться сделать какой-нибудь дамочке маленького Шастеля. Зачем же Хевелю опять становиться человеком?
А затем его мысли снова вернулись к словам Марии о "рабе". Он лишь хотел узнать немного больше о том, кто с такой легкостью победил его. Что здесь предосудительного? Антоний сам не понял, как невольно начал оправдываться сам перед собой, забыв о том, как мечтал найти Хевеля. Да и не мечтал он вовсе. Думал лишь о возможности взять реванш. Может, если бы он выпил кровь оборотня, то стал бы сильнее и сразил его?
В глубине души, впрочем, где-то там же рядышком с ящичком, где он закрыл стыд и угрызения совести за то, что подставил и погубил братьев, он закрыл в тяжелом железном сейфе желание найти Твардовского, вилять перед ним хвостом, как послушная собачонка, лизать ему пятки и клясться в своей верности. Взять реванш, поговорить, узнать больше — просто отговорки, попытки замаскировать это самое... "рабство". Перед самим собой в первую очередь. Он знал, что обязательно найдет Твардовского и станет его преданным другом, даже если на это уйдут десятилетия.
Скоро ему пришлось полностью сосредоточиться на дороге. Перед Гарволином она окончательно испортилась, покрылась ямами и, как назло, принялась вихлять. Как распутница крутыми бедрами. Вдобавок, ночь уже перевалила за середину. Вероятно, стоило поддать газу и уже думать о дневном убежище, а не о Хевеле Твардовском. Эдакими темпами они даже до Демблина до утра не доедут.
На следующем повороте машину занесло, взвизгнули шины. Антоний вцепился в руль, но тут ощутил сильный толчок справа и сильную боль в левом плече.
Неожиданно он увидел темное небо, затянутое тучами с запада. Бледный лунный диск. Следом — темную грязь.
И снова луна. И снова грязь. Небо и земля менялись местами, как картинки в калейдоскопе.
Тяжелый удар в затылок на мгновение вырубил его, а привела в чувство жгучая боль в колене и звук выстрела. Заорав, Антоний вцепился в ногу.
Над ним возвышался черный силуэт Богомолихи. С нее слетела шляпа, и ветер трепал короткие волосы, юбку и расстегнутое пальто. Антоний протянул руку, безмолвно прося о помощи — что же случилось? Их догнали? С простреленным коленом он вряд ли встанет сам. Но их догнали, а значит нужно встать и готовиться отбить Марию. Должно быть, Ада...
Запоздало он понял, что погони-то не было. На дороге они были одни.
Еще более запоздало он понял, что в тощей бледной руке чернеет короткое дуло "бульдога". И смотрит оно прямо на его ногу.
Ради всего святого, откуда у нее оружие?
Она обошла его слева и направила дуло уже в лицо. Луна осветила ее жуткий оскал и пожелтевшие от ярости глаза. Чудовище явило свой истинный облик.
Какой же он идиот...
Конечно, Симон. У него наверняка был револьвер. Он же бросил ее там в комнате вместе с трупом.
Какой же он идиот...
Он был ее врагом. С чего он так расслабился и решил, что она будет питать к нему теплые чувства за устроенный побег? Только из-за дурацкого разговора о Хевеле?
Какой же он идиот...
Мария взвела спусковой крючок. Антоний похолодел. Если она бросит его тут с простреленной головой, он пролежит без сознания до утра. А затем сгорит с первыми лучами солнца. Нет в мире чуда, которое позволило бы ему исцелиться за несколько часов.
— Стой! — крикнул он. — Я же спас тебя! Так ты мне возвращаешь долг?
Мария брезгливо скривилась. Он никогда в жизни еще не говорил так быстро:
— Да, да, если бы не я, никто бы не вез тебя в Варшаву. Так бы ты и сгорела где-нибудь на крыше с гвоздем в башке. Это я убедил Аду просто взять тебя в заложницы! Чтобы потом договориться с твоим братом полюбовно, чтобы он не трогал нас, а только избавился от Ады. Это была ее идея напасть на тебя!
Дуло револьвера дрогнуло. Кажется, она задумалась?..
— Долг уплачен, — сказала Мария.
Грянул выстрел. Боль пронзила вторую ногу. Антоний зарычал от злости. Богомолиха развернулась и пошла в сторону машины. Фургон стоял далеко в стороне, у каких-то тополей. Каким-то образом она смогла ее остановить и никуда не врезаться.