Шрифт:
Отец развернулся и ушел. Я проводила его взглядом и пошла в свою комнату. Заперев дверь на засов, села на кровать и взяла с тумбочки фотографию мамы.
– Прости меня… Я должна ненавидеть его, потому что он из них. Но мама… когда я стояла около него, он мог, мог прикоснуться ко мне, укусить, выпить меня. У него появились бы силы, которые помогли бы ему сопротивляться отцу. Но он этого не сделал. Он дышал мне в шею, но так и не коснулся ее. Я не знаю, что со мной мама… Я боюсь признаться, что это… любовь… Я постоянно думаю о нем, хотя еще утром я даже не знала о его существовании. Прости меня… но я не могу позволить отцу убить его.
Я поднялась с кровати, поставила фотографию обратно и подошла к окну. Только бы он продержался до ночи. Только бы отец не решил убить его раньше.
POV Кристиан.
Запах охотника ударил в нос. Он вернулся. И вряд ли для того, чтобы поговорить за жизнь. Он пришел прекратить эту пытку, чтобы начать новую. Не поднимая головы, я почувствовал, что вода перестала капать на затылок. Его запах приближался, замерев прямо около меня. Он молчал. Ждал.
Я поднял голову, наши взгляды встретились.
– А ты сильнее, чем я думал.
Признание силы соперника – это еще один признак высококлассного охотника.
– И смотрю, уже хочешь есть.
А ведь он прав. В обычный день такого плотного завтрака, как сегодня, мне бы хватило до вечера, но пытка лишила меня значительных сил, чтобы сопротивляться, приходилось расходовать их активнее. Я действительно уже начал чувствовать голод. За спиной охотника снова открылась дверь, и в ней показался один из его сыновей. Он держал в руках большой закрытый сосуд, плотно укутанный полотенцем. Вместе с другим сыном они отвязали меня от колец. Я старался стоять на ногах, не давая им подкашиваться. Это было непросто, гораздо сложнее, чем до водных процедур.
Меня подвели к клетке, завели внутрь. Сорвали с меня рубашку, опустили на колени. Едва обнаженное тело коснулось деревянного пола, волк завыл, цепляясь когтями за вновь начавшие утекать силы. Ноги обтянули металлической проволокой, по ним тут же словно побежали разряды тока, словно точечные укусы огня. Мой мозг разрывался между попытками удержать силы, отнимаемые деревом и металлом. Руки стянули за спиной и подтянули к верху клетки так, что грудью я все равно касался деревянного пола, но между моим лицом и этим самым полом было небольшое расстояние.
И тут я понял, что было в сосуде. Сначала почувствовал запах. Потом прямо перед моими глазами поставили огромную миску, до верху наполненную свежей, еще горячей… кровью. Я видел ее, чувствовал, но дотянуться не мог. Все, что мог – это смотреть и нюхать. Волк взвыл, заметался во мне. Я почувствовал, как мое тело задрожало, забилось в веревках и проволоке.
– А ты проголодался сильнее, чем я думал, - усмехнулся охотник. – Приятного аппетита. Если достанешь. Пойду и я поем.
Если достанешь… Он знал, что не достану. Что у меня уже нет сил даже выпустить волка, потому что они медленно, но верно, утекают из меня. Я не мог стянуть проволоки с ног. Не мог поднять грудь от деревянного пола. Не мог дотянуться до спасительной крови.
Все, что я мог – это, закрыв глаза, чтобы хотя бы не видеть, тяжело дышать, сходя с ума от запаха и обессиливания.
Через сколько времени я просто повис на веревках, не чувствуя вывернутых рук? Просто повис, из последних сил пытаясь не отключиться, пытаясь удержать себя в сознании. Потому что знал, лучше так, чем они придут и вернут меня в него. Чтобы закончить начатое, чтобы довести меня до того порога, когда я перестану оказывать хоть самое малое сопротивление. Я уже совершенно четко отдавал себе отчет в том, что к утру буду полностью в их власти и все, что мне останется, это смотреть смерти в глаза.
Когда дверь клетки отворилась, я не слышал, лишь почувствовал, как убрали миску, пересохшее горло драло от тяжело вдыхаемого воздуха.
– У меня дела. Большая ночная охота, - послышался голос над ухом. – Оставляю тебя до утра. И если ты меня не дождешься… я не обижусь.
Волк обреченно приподнял морду и тут же уронил ее обратно. Мой измученный мозг не сразу понял смысл последних слов охотника. Я был настолько где-то между сознанием и небытием, что даже не обрадовался, когда ноги освободили от проволоки. Последние часы выжали из меня столько сил, что я понимал – стоять все равно не смогу.
И не придется… До меня дошло. Когда они подняли мои ноги вверх и подвесили меня в клетке вниз головой, дошло. Смысл каждого слова охотника. К утру кровь настолько отольет в голову, что уже и не надо будет ничего делать, достаточно будет просто воткнуть в сердце обычный металлический прут, и волк, издав последний свой вой, отправится туда, откуда даже бессмертным нет возврата.
Голова тяжелела с каждой секундой, даже просто дыхание отзывалось жуткой пульсацией в висках. Впервые за свои пятьсот с лишним лет сказал «спасибо», когда отключился.