Телефон вибрирует в руке.

«Мы обсудим твою книгу?»

«Да, конечно».

Мое сердце несется вскачь. Из-за всех этих тревог, признаний и поцелуев я совсем забыл, что Себастьян читал мои главы и знает, что они про него. Как забыл и о том — хотя он явно нет, — что в итоге мне придется эту книгу сдать.

«Я все исправлю».

«Изменю так, что не будет понятно».

«Мы можем поговорить об этом при встрече, если ты не против».

Я морщусь и шлепаю себя по лбу. Осторожней, Таннер!

«Конечно».

Его сообщение после этого немногословное:

«Спокойной ночи, Таннер».

Я отвечаю тем же.

И вспоминаю, что Себастьян сегодня мне сказал. «Не могу понять, как себя при этом чувствую: хорошо или ужасно».

***

— У меня уже примерно пятнадцать тысяч слов, — заявляет Отем в понедельник после обеда вместо приветствия. Она сидит на своем месте в классе, где всегда проходят занятия Семинара, и выжидающе на меня смотрит.

Я задумчиво почесываю подбородок.

— А у меня семьдесят стикеров с заметками.

Это неправда. У меня там глава на главе. Несмотря на данное Себастьяну обещание, я продолжаю писать, потому что слова каждый вечер так и просятся вырваться на свободу. И я все еще ничего не изменил. Скорее добавил, желая запечатлеть каждую проведенную с ним секунду.

— Таннер, — говорит Отем тоном строгой училки. — Тебе стоит думать о книге с точки зрения количества слов.

— Я ни о чем не могу думать с точки зрения количества слов.

— Надо же, какой сюрприз, — саркастически замечает она. — В книге должно быть от шестидесяти до девяноста тысяч слов. А ты пишешь на стикерах?

— Может, я пишу детскую книгу.

Посмотрев вниз, Отем приподнимает брови. Проследив за ее взглядом, я тоже смотрю вниз перед собой. Из блокнота выглядывает краешек стикера, на котором виднеются слова:

ПРОВЕСТИ ЯЗЫКОМ ПО ЕГО ШЕЕ.

— Нет, это не детская книга, — уверяю я и запихиваю стикер обратно.

Отем ухмыляется.

— Рада слышать.

— А сколько примерно слов на одной странице?

Она испускает страдальческий вздох, который, судя по всему, не наигранный. Сам себя я бы тоже уже взбесил.

— Примерно двести пятьдесят, если двенадцатым шрифтом с двойным межстрочным интервалом.

Быстро прикидываю в уме.

— То есть ты написала шестьдесят страниц?

Я написал больше сотни.

— Таннер, — на этот раз Одди произносит мое имя с еще большим нажимом. — Срок сдачи книги в мае. А уже заканчивается февраль.

— Знаю. И я справлюсь. Честно, — хочется, чтобы Отем мне верила. Но совсем не хочется, чтобы она попросила дать ей посмотреть. Было унизительно даже Себастьяну показывать фейковые главы. И если он беспокоится из-за узнаваемых «Колина», «Эвана» и «Иэна», то представьте, что будет, если прочитает кусок, который я написал в субботу, где Таннер в горах целуется с Себастьяном.

— Где ты был в пятницу? — спрашивает Одди, рассеянно тыча карандашом в образовавшуюся от подобных действий сотен других учеников выемку на поверхности стола.

— Дома.

Мой ответ привлекает ее внимание.

— Почему?

— Устал.

— И ты был один?

Я невозмутимо смотрю на нее.

— Ага.

— В пятницу днем я видела, как вы с Себастьяном ходили гулять в горы.

Мое сердце словно вырывается из груди и без оглядки уносится куда-то по коридору. До сих пор мне даже в голову не приходило, что нас могут увидеть или что вообще кто-то обратит внимание. Но Отем интересно практически все, чем я занимаюсь. И она видела, как мы шли на прогулку — которая закончилась тем, что мы целовались, как подростки (собственно, мы и есть подростки).

— Ну да, решили прогуляться.

Она широко улыбается, словно соглашаясь, что естественно, это всего лишь прогулка. Но мне почудилось, или она что-то подозревает?

Может быть, я не настолько невозмутимый, каким бы хотел казаться.

— Одди, — шепотом говорю я, но тут в класс входят Себастьян и мистер Фудзита. Все мое тело охватывает пламенем. Надеюсь, никто этого не замечает. Отем смотрит прямо перед собой, а Себастьян, встретившись со мной взглядом, тут же его отводит. И краснеет.