За все это мы, в течение восьми дней боя под крепостью, понесли такие громадные потери, каких я не наблюдал ни в одном из боев этой войны. В боях Восточной Пруссии у Мазурских озер с 26 августа по 2 сентября 1914 года мы также понесли громадные потери, но тогда эти потери не были у нас на глазах, наши убитые, тяжело раненые и пленные на большом фронте и при отходе большей частью оставались в руках немцев, и только 2 сентября при выходе из Мариамполя, оглядевшись на себя, мы ощутили весь ужас происшедшего. А теперь все убитые и раненые до последнего человека были подобраны. Раненые отвезены в госпитали, убитые собраны у рощи около форта № 3 и у села Адамовичи.

12 февраля начальник дружины форта доложил мне, что братские могилы у сосновой рощицы, где собраны убитые 170, 171 и 172-го пехотных полков, уже вырыты и что после полудня будут похороны. В назначенное для похорон время я направился туда в сопровождении чинов штаба. Десяток больших сосен, точно нарочно оставленных на этот случай на голом кругом поле, указывал нам дорогу. Еще издали на зимнем снежном покрове видны были груды черной земли, выброшенной из могил, а между ними – какой-то неопределенной формы кучи серой окраски. Тут же около находился священник и построена команда ополченцев. То, что представилось нашим глазам, когда мы подошли ближе, произвело на меня, участника четырех войн, видавшего виды, потрясающее впечатление: груды растерзанных, скорченных тел с открытыми глазами и оскаленными зубами, замерзших в тех позах, в каких их застала смерть, казались погибшими здесь, на этом месте в какой-то сатанинской свалке. Началась панихида, сказано несколько прочувствованных слов, а потом укладка убитых в громадные братские могилы. На лица погибших наброшены шинели, сосновые ветви, а потом, под неумолкавший грохот боя и пения вечной памяти, их завалили комьями мерзлой земли. Выросло четыре громадные могилы, увенчанные крестами: три с надписями 170, 171 и 172-го пехотных полков и одна – над убитыми немцами. Наших похоронено около 350 человек, немцев около 50 человек.

Убитых 169-го пехотного Ново-Трокского полка и 43-й артиллерийской бригады хоронили около села Адамовичи, там я не имел возможности быть.

Всех убитых офицеров, каждого порознь, похоронили на кургане у шоссе в одной версте от форта № 3.

Летом того же 1915 года, будучи вызван с фронта в штаб 10-й армии в Гродно, я проезжал мимо этих дорогих нам могил. Чья-то добрая, заботливая рука, вероятно, того же начальника дружины, который помогал нам собирать и хоронить наших убитых, устроила кругом этих могил под соснами изгородь из камней и наблюдала за содержанием могил в порядке. В порядке также были и могилы офицеров на кургане.

Общие потери дивизии за весь период этих боев были около 60 % наличного состава.

Неудача боя у Сейн была отчасти нами предвидена: вновь сформированные два полка XV корпуса, да еще без артиллерии, не могли обеспечить операцию как раз в том самом направлении от Кальварии, откуда немцы так успешно уже произвели обход XX нашего корпуса в Августовском лесу. Разброска и перетасовка частей корпуса больше чем на 30-верстном фронте и отсутствие резерва также не обещали ничего хорошего.

Отход корпуса прикрывала 2-я гвардейская кавалерийская дивизия под начальством генерал-лейтенанта Гилленшмидта. Это первый и последний случай в эту войну для меня, когда кавалерия исполнила свое назначение.

Генерал Флуг по возвращении в Сопоцкин потребовал меня к себе. Я застал его взволнованным, неудача Сейнской операции, видимо, была ему очень тяжела. И в поисках виновных, как это всегда водится, был найден «стрелочник»: командир 6-й батареи 43-й артиллерийской бригады полковник Бычковский, который не прибыл со своей батареей на поддержку полков XV корпуса, за что он, командир корпуса, отрешает его от командования батареей. Объявлен также выговор начальнику штаба 43-й пехотной дивизии за то, что при отходе от Гибы он позволил себе снять телефонный аппарат с линии, соединяющей нас со штабом корпуса, не получив на то разрешение. На это я доложил:

1) Полковник Бычковский не прибыл к месту своего назначения потому, что, следуя с батареей без прикрытия, в одном из попутных сел напоролся на немецкую пехоту и должен был отойти назад, что полковник Бычковский, доблестный и опытный командир батареи, глубоко преданный долгу службы и, страдая тяжкой болезнью (кровавой мочой), не желает оставлять своего поста, чем заслужил общую любовь и уважение как своего начальства, так и товарищей. А потому ходатайствую об оставлении его.

2) Начальник штаба дивизии приказал снять телефонный аппарат в то время, когда полки дивизии начали уже свой отход и телефонная связь с ними была прервана, а штаб дивизии, находившийся в непосредственной близости от опушки леса у Гибы, оставаясь там, рисковал быть захваченным немцами, уже вышедшими на шоссе Гибы – Махорцы в разрез между 43 и 84-й пехотными дивизиями.

В конце концов, к общему для всех нас удовольствию, полковник Бычковский оставлен на своем месте, и я с легким сердцем направился осматривать укрепленную позицию, на которой теперь размещались полки дивизии.

Случай дал мне возможность свидеться в Белграде с бывшим командиром II армейского корпуса генералом от кавалерии Флугом, под командой которого 43-я пехотная дивизия в этот период находилась, и получить от него даты важнейших боевых событий, любезно предоставившим в мое распоряжение некоторые отрывки из его дневника, касающиеся действий 43-й пехотной дивизии. Они настолько ценны, что я считаю своим долгом часть их поместить в моих воспоминаниях и даже вернуться несколько назад к нашему короткому наступлению от крепости Гродно на Сейны (22–26 февраля 1915 года), чтобы ознакомить читателя с оценкой этого короткого наступления, сделанной генералом Флугом и дополняющей мои выводы предыдущих воспоминаний.

«…Однако, как-никак, – пишет генерал Флуг, – а дрались мы 25 февраля с честью и если и отошли на 10 верст к югу, то под давлением действительной необходимости. Не имея сведений об участи бригады Арнольди [262] , полагая, что она в состоянии будет отойти к Березникам [263] для обеспечения правого фланга корпуса, я отдал распоряжение о занятии позиции на линии Березники – Гибы с целью оказать здесь отпор противнику. 84-я пехотная дивизия [264] должна была продолжать обеспечивать левый фланг корпуса, находясь главными силами у Глембокого Брода [265] , а авангардом – у деревни Погоржелец».