Собирать здесь – это, конечно, не у метро стоять. Попав сюда, я с ужасом вспоминала начало своего послушания, и душа моя болела – ведь и там люди. Здесь меня не только никто не обижал, наоборот, столько тепла и внимания я еще нигде не встречала. Скоро познакомилась со многими прихожанами, с преображенцами, с некоторыми подружилась. Вот только один, но характерный штрих. Однажды ветер был невыносимо сильный. Стою, выбегает из храма сотрудница и подает мне теплый платок: «Укутайтесь, это батюшка Феодор подарил», – он еще тогда жив был. Я потом часто думала о любви, которую встретила здесь, задавалась вопросом: почему так? Сборщиков много, а мне одной столько досталось?

…Подходили люди, расспрашивали, где именно и какой храм мы восстанавливаем. Я показывала фотографии разрушенной кузницы – будущую домовую церковь. И люди подавали, многие очень щедро. Иногда даже не только деньгами. Спрашивали: «Может, вам гвозди нужны?» Нам, конечно, все было нужно. Подарили преображенцы нашему скиту бензопилу, деревообрабатывающий станок, электродрель, «болгарку» [4] .

Один молодой человек на личные средства укомплектовал нам всю мастерскую.

Вернулся батюшка Феодор из отпуска и даже не стал смотреть мои документы, спросил только: «Паспорт, письмо есть?» Говорю: «Да». – «Ну, стойте». Так по его благословению в Москве открылся постоянный источник благодеяний для далекого, никому не известного скита.

Иногда стоишь – никого нет. Кто-нибудь рублик кинет, и стоишь с ним целый день. К вечеру подходит молодой человек и опускает 500 рублей. По тем временам деньги очень большие. Батюшка мой скитский благословил везти не деньги, а купить все необходимое для службы, для Евхаристии. С первым же возвращением привезла я Минеи, Октоих, богослужебные указания, служебники, всю утварь. В Донском монастыре купила бумажный иконостас. Помню, расплатилась, денег больше не осталось. А в скиту строительство идет, батюшка ждет меня еще и с деньгами на зарплату строителям. Пошла опять к храму. К вечеру одна семья подходит, подносит конвертик с очень большой суммой – ровно столько, сколько нужно на строителей. Я тогда вернулась в скит в доверху груженном микроавтобусе, да еще с деньгами.

Отслужили мы в скиту первую литургию, и можно было уже думать о бытовом устройстве. Моя келья была в подвале кузницы, там же была трапезная. Решили пристроечку сделать. Да еще одна нужда образовалась. Наше село в 18 километрах от райцентра, и приходилось часто туда ходить. Благословил батюшка меня опять ехать в Москву с коробочкой и добавил: «Если привезешь машину, будет хорошо».

Приехала. Как раз зима началась, холодно на улице стоять. Как-то идет батюшка Феодор мимо и говорит мне: «Ну-ка, быстро зайди в притвор», – с улицы переставил в теплый храм. Завел в сторожку, поговорили. Расспросил, какие у меня нужды. Я ему: «Батюшка, такая вот проблема. Нужна в скиту машина. Нам бы и „Ока“ сгодилась. Была в таксопарке, там можно купить старую „Волгу“, но совсем-то разбитую брать не хочется. Не подскажете, куда обратиться?» Он и говорит: «К Матронушке езжай».

Это был наш первый подробный разговор. Тогда же батюшка причислил меня к Преображенской братии, благословил обедать со всеми в трапезной. Бывало, стою с ящиком, проходит он мимо, всегда по-доброму расположенный, остановится, спросит: «Поела?» – похлопает рукой по ящику: «Ну как, набирается?» Иногда я сама подходила к нему по разным духовным нуждам. Благословил меня бороться с унынием чтением Псалтири, святых отцов, когда рядом никого нет. Очень просто разрешались с ним практические вопросы. В 1997 году в августе началась паника с деньгами – все стали менять рубли на доллары, а я насобирала этих копеек и тоже поддалась смущению. Подхожу к нему: «Батюшка, что мне делать? Говорят, доллар…» А он так спокойно: «Тебя настоятель за долларами посылал?» – «Нет». – «Ну и какие вопросы?»

На следующий день после нашего разговора о машине поехала я в Покровский монастырь, изложила блаженной Матронушке свою просьбу и стала дальше нести свое послушание. Перед Рождеством решила я постоять в Митино у Рождественского храма. Пока настоятелем там был «Преображенский» отец Владимир Сычев, батюшка Феодор в шутку называл храм «наше подворье». Батюшка Владимир поставил меня внутри, в теплом храме. Люди там хорошо подавали. Подошла женщина, спросила, откуда я и для чего собираю. Я сказала, что у меня всего одна нужда. «Мне бы для скита, – говорю, – машину подешевле где купить. Может, вы знаете?» Она отошла, потом через час снова подходит: «Я вам куплю машину, только подержанную». Я обрадовалась, хотела ей своих денег добавить: «Тут вот у меня есть… я насобирала». «Нет, – отвечает, – не нужно мне никаких денег. Вам они скорей пригодятся». Вернулась я в скит с деньгами, а через месяц звонит эта женщина: «Приезжайте, забирайте машину» – купила нам подержанный «москвичок».

Про меня как-то сказали, будто я духовное чадо батюшки Феодора. Строго говоря, я не была его чадом, и когда об этом услышала, так умилилась сердцем! Но вся жизнь моя в Москве действительно сосредоточилась вокруг Преображенского храма. Каждый приезд начинался с него, правда, в день, когда мы приехали за машиной, к батюшке Феодору я попала только в три часа. Вышел он из кельи грустный-грустный, благословил и говорит: «Надо покушать». Я отказалась, а потом жалела, думала, что обидела его своим отказом.

На дареном «москвиче» поехали мы обратно. Было это 20 февраля, а 22-го пришла телеграмма, что батюшка погиб…

Я продолжала периодически ездить в Москву для сборов, конечно же к Преображенскому храму, куда меня приписал батюшка, к его могилке. В один из приездов решила осмотреть восстановленную на Ордынке Марфо-Мариинскую обитель, созданную моей небесной покровительницей Елизаветой Феодоровной. Познакомилась с сестрами, с настоятельницей. Стала там останавливаться в свои приезды; все-таки неудобно и всем смутительно, когда монашествующие живут у мирских. Со временем стала меня матушка настоятельница звать к себе в обитель насовсем, но монах по своей воле никуда не должен переходить, и я боялась даже думать об этом. Всякий раз, как я туда попадала, она меня звала. Потом написала моему батюшке. Ему не хотелось меня отпускать, и отвечать он ей не стал.