Макарьева определили долбящим, и название занятия стало его "погонялом", кличкой. Правда, некоторые насмешливо окликали его как Короче за часто произносимое бессмысленное междометие, но это только некоторые. А на первое место для новенького вышла задача за два месяца предварительного заключения проковырять-продолбить дыру в стене, чтобы установить прямую связь с соседями по несчастью. Долбящему вручили орудие труда - заточенную ложку, указали место, где отверстие трудно будет

заметить в случае шмона, и хлопнули по плечу, благословляя на важное и интересное дело.

О своих старых, тоже интересных делах Макарьев частично поведал в первый день заселения. Частично - потому что этих дел у него за последние лет десять было столько, что проще пересказать "Войну и мир". До ареста средствами для существования служили для него пенсии. Чужие. Днями и неделями Макарьев с напарницей выслеживали одиноких и желательно наивных и бесхитростных старушек, потом являлись к ним под видом то соцработников, то помощников депутата и, отвлекая красивой болтовнёй, обворовывали: "Короче, где-то у каждой второй лавэ отхватывали"... Со временем коллеги-мошенники ограничили пространство "работы" шустрой парочки одним районом города, а потом конкурентная борьба привела к тому, что их "сдали" свои же, и вместо очередной добродушной бабушки с чаем и печеньем их ждали "мусора" с наручниками.

– И тут шмара моя кричит: "Живой не дамся!", всех распихивает и - прыг в окно, которое в подъезде! Оно там открытое было!..
– рассказывал Макарьев про своё последнее "дело".

– А ты как же? Сиганул бы за нею. По-пацански, - смеялись сокамерники.

Макарьев смущался своего неблагородного поступка, но потом вспоминал:

– А толку? Второй этаж всего. Внизу нас тоже пасли. Эта дура даже ногу не сломала...

– ... Я в трёх местах пытался штукатурку протереть. Бесполезно, - продолжал объяснять Долбящий.
– А вот тут, с полметра от ножки, - он показал на кровать, - нашёл-таки хорошее местечко. Штукатурка более-менее податливая. Короче, за полчаса сантиметр сделал. Может, даже больше.

– Дошёл до кирпичей?

– Пока нет. Думаю, ещё немного осталось. Хорошо будет, если кирпичи какие-нибудь бракованные шли. Чтоб кололись и крошились. Тогда день-два - и готово... Братва там, за стеной, наверное, уже слышит, что мы долбим. Может, пойдут навстречу, тоже человека поставят?..

– Ты, Короче, стену не завали! А то похоронишь нас до времени!

– Может, и поставят. У них тоже место подходящее...

В очередной раз на игру в карты накладывалось вялое обсуждение того, куда выйдет их дыра в соседней камере. При стандартном расположении "мебели" место это знали почти точно, но надо же было о чём-то поговорить. Долбящий, чтобы отдохнуть и подольше посидеть на полу, опершись спиной о кровать, вежливо вставлял в разговор фразы, которые затягивали обсуждение. Рассуждали о необходимом для устного или письменного общения диаметре дыры, о преимуществах дыр, "парашютов" и прочих способов передачи информации внутри тюрьмы. Наконец, Долбящий опрометчиво высказывал мнение о том, что ему больше подошло бы для работы крепкое, острое "перо", вроде того, что имелось у него "на воле", и хитреца загоняли под кровать.

– Чтоб долбил, как перфораторка!

– Только без шуму, богодул...

К вечеру показался кирпич. Небракованный. Тёмно-красный и крепкий. За ужином поговорили о том, не лучше ли было, если б Долбящий попал между кирпичами. Половина камеры высказалась за то, что раствор мог оказаться крепче кирпича. Некоторые вспомнили подобные попытки долбления из своей биографии и надавали Долбящему множество полезных советов. Он всё запоминал, выражал благодарность, но про себя сознавал, что ковырять стену будут не советы братвы, а ложка в его руках.

Все последующие дни шла борьба Долбящего с первым кирпичом. О свойствах алюминия, обожжённой глины, вредном воздействии на организм пыли, духоты и однообразной позы молодой заключённый мог бы теперь рассказывать часами. Но ему давали только несколько минут. С большей охотой сокамерники выслушали личную историю Макарьева, не связанную с преступлениями. Удивило и позабавило товарищей по несчастью то, что парень вырос в благополучной, интеллигентной семье, хоть и без отца, но с мамой-музыкантшей.

– ... Короче, доставала она меня со своим фортепиано конкретно! На работе пиликает, дома пиликает! Базарит: "Через музыку я общаюсь с Богом!" Типа, музыка, как молитва! Что-то такое!.. Мне-то по фигу: свои дела!..

О музыке, о матери и её оркестре подробно расспросили. Слегка и уважительно поспорили о музыкальных вкусах и преимуществах

клавишных, струнных и духовых инструментов. Долбящий в обсуждении не участвовал: его работа шла очень медленно, хвастаться было нечем, и, когда он в конце дня измерял глубину дыры, оказывалось, что она стала больше лишь на один-два миллиметра. Некоторые предлагали внести изменения в технологический процесс, даже, наклонившись, заглядывали под кровать, чтобы оценить рабочий процесс, но в целом, вместо сочувствия, Долбящий получал нагоняи, упрёки в лености и даже угрозы наказания:

– Долби и не бзди! А то заберём инструмент и будешь долбить пальцем!

Когда через две недели оказалось, что первый кирпич ещё не пройден, а Долбящий завёл разговор о необходимости напарника, его загнали к месту работы, лишив права выползать из-под кровати без особой необходимости. Теперь он появлялся среди людей только, чтобы поесть и справить нужду. Следователь им не интересовался, и дело о покушении на имущество старушки где-то дописывалось-доделывалось без участия обвиняемого, а скорее всего, лежало в каком-нибудь сейфе и созревало до своего двухмесячного срока, чтобы упасть, как созревший плод, на стол судьи.