– На, - кинул он монету. Серебро сверкнуло в скупом свете фонаря.

– Богато живешь, такой деньгой швыряешься, - просипела карга, но не потянулась за подачкой.

– Брезгуешь?
– разговаривал Колин, скоротать ожидания.
– Или мало?

– Будь это тридцать лет назад, сказала бы мало. А сейчас много. Отберут. А то и побьют. Мне бы помельче чего. Грош, а лучше полгроша... Проживу дольше.

– А зачем тебе жить?

– Солнышко увидеть хочется. Зимой помирать тяжко. Опять же похоронят, где ни попадя или в канал кинут. А так, могилку отроют. Честь по чести.

– Еще часик тут посидишь...

– Нынче не мой срок. Бог не попустит.

– Все бы на бога взвалили.

– Так на кого больше? На то он и Бог, нас выслушивать, сопли нам болезным подтирать, - ворчала шлюха.
– Пособить. Не делом, так словом. Жалостливый он, не то что человек. Ты вон чего толчешься? Порешить кого задумал?

– Вот пусть и пожалеет, оборонит.

– И пожалеет.

– Их или меня?

– Тебя.

– Это почему?

– Один ты, - вздохнула нищенка.

Колин повернулся рассмотреть шлюху.

Вот сука старая, утешать вздумала! Сама вот-вот окочуриться.... Может день... ночь такая?

В конце улицы обозначилось шесть фигур.

– Дождалси, - сокрушенно вздохнула старуха.

– Тихо сиди.

– А мне чего бояться?

То-то и оно. Знать бы наверное.

Бой не дуэльный поединок, расшаркиваться и раскланиваться. Чем короче, тем лучше.

Колин выступил из темноты и не произнося ни слова, снес ближайшему псарю (а может канальщику, кто их различает?) голову. Тело шагнуло вперед, отплевываясь кровью, а голова полетела назад и в бок. Брякнула в забор и шлепнулась в сугробчик.

– Ах, ты ж!
– ошалели бандиты от столь внезапного нападения. Чуть замешкались и это стоило жизни еще одному.

Двигаться теплей. Быстро двигаться еще теплее. Даже жарко! Колин и двигался, напоминая пыльный вихрь. Вихрь вращался, стремительно обегал неуклюжие людские фигуры. Иногда раздавался звон стали, именно - иногда, но неизменно встречу накоротке завершал вскрик смертельно раненого или умирающего человека.

Неуемный вихрь вымел третьего и четвертого, исполосовал пятого. С последним, шестым, получилось не по-божески. Ревес* шнепфером перечеркнул лицо. Тяжелая сталь разрубила левую щеку, выбила зубы и вышла, разодрав осколками резцов, моляров и премоляров, правую. Человек просто отключился от боли.

– Как-то так....

– Поднаторел в смертоубийстве.

– Надо же чем-то кормиться.

– Мать бы свою пожалел.

– Принепременно. Разбогатею, заберу к себе. Приставлю двух служанок, подарю экипаж, разъезжать по столичным лавкам. В благодарность, она, по вечерам, будет доводить меня до белого каления с женитьбой на очередной хорошенькой девице из приличной семьи. Таскать в дом ворожей, сводней и тетушек, уговорить меня уступить её выбору.

Колин подобрал фляжку с убитого.

– Ого? Вестембар?
– определил он сорт по чудесному аромату. Хлебнул еще и выплюнул струю на раненого.

– Аааа!
– выгнулся псарь, хватаясь за лицо.

– Куда!? Грязь занесешь!

– Мммм, - задыхался от боли бандит, скручиваясь в спираль и тут же распрямляясь.

– Носом дыши. Кровь в глотку попадет, закашляешься, - предупредил Колин и занялся обычным делом. Сдиранием скальпов.

Псарь, не раскис мужик, изыскал в себе силы поглядеть на говорившего. Но увидел сбор трофеев и попросту закрыл глаза.

– Надо же!
– Колин заливисто рассмеялся.
– Лысый! Как бубен! Выделывать не требуется!

Бекс! Он говорит о Бексе!
– таился псарь, превозмогая боль.

– Жалко отдавать скару. Нет, ну глянь! Ни волосинки!
– Колин протянул скальп раненому, объяснить.
– Мне раз попался с родимым пятном на пол головы. Тоже занятно смотрелось.

Унгриец сложил добычу в сумку, заимствованную у первого убитого. Вытер руки снегом. Подобрал необычное оружие принадлежащее противнику. Мару. Вещица редчайшая. Двухклинковое оружие из рогов со стальными наконечниками.

– Красотень!
– примерил Колин к руке экзотический кинжал и ,,поразил неведомых противников маятниковым движением.

В последнюю очередь собрал кошели. Не хуже базарного торгаша пересчитал деньги и рассовал по кармашкам пояса.

– За Дрэго аф Гарая счетец, - объявил он притерпевшемуся к боли и притихшему раненому.

Не забыл и о шлюхе. Реквизировал с безголового покойника плащ и кинул накрыться.

– С этим до весны дотянешь.

Следом, что корм птицам, сыпанул полугроши, из вывернутых карманов своих жертв.