– Салам алейкум, сестра.

Я отвечаю тоненьким голоском. Не надо забывать, что я дымлю как паровоз вот уже на протяжении пятнадцати лет. Как можно более нежным и звонким. И я улыбаюсь. С этого мгновения улыбка станет моим лучшим оборонительным оружием в ходе всего расследования. Она позволит предотвращать замешательство Мелани, когда Билель будет застигать меня врасплох. Думаю, мне удастся влезть в шкуру другого человека, изображая из себя благожелательную подругу. Но мне будет очень трудно просматривать видео этих моментов, запечатленных Андре. Когда сегодня я обращаюсь к ним, я вижу на них вовсе не наивную и чистую, улыбающуюся Мелани, которая взволнованно разговаривает с Билелем. Я вижу себя, Анну, всю в черном сидящую на диване, Анну, которую я досконально знаю и которую отныне ненавижу. Это я улыбаюсь, а не Мелани. Мелани не существует. Должна ли я стыдиться, что согласилась на подобный демарш? Я принадлежу к числу застенчивых, целомудренных людей, и к моему горлу подступает тошнота, когда я вижу, как хорошо я вжилась в роль.

Мелани отвечает той же самой формулой вежливости. Однако она не успевает закончить фразу: мое внимание отвлекает Андре. Он притоптывает вокруг дивана, так, чтобы не попасть в камеру, и руками подает мне знаки. Он пытается дать мне понять, что я слишком увлеклась и неправильно ответила Билелю. На «салам алейкум» надо отвечать «малейкум салам». По невнимательности я совершила ошибку новичка. Мне так хотелось смеяться и в то же время посмотреть, как вел бы себя Андре, очутись он на моем месте! Но я ничего не могла сделать. Билель не сводит глаз с губ Мелани. Хотя он утверждал, что находится в Сирии, а я на самом деле была во Франции, наши лица разделяли всего лишь несколько миллиметров. Мой взгляд должен был быть прикован только к экрану. В моей голове роились тысячи не связанных между собой мыслей. Я проигнорировала Андре, который по-прежнему скакал вокруг меня как кенгуру, и чуть не поперхнулась, услышав первый вопрос Билеля:

– Что новенького?

Правда? Вот уж не ожидала, что Билелю будет интересно слушать банальный рассказ о том, как Мелани провела день, в том виде, в каком она поведала бы его своей лучшей подруге. Застигнутая врасплох, я только и смогла вымолвить:

– Много чего! Но я очень стеснительная… Расскажи сначала о себе…

– Что ты хочешь знать? – спросил Билель уверенным голосом, с улыбкой, призывающей полностью довериться ему.

Билель попался на крючок. Право, жизнь Мелани интересовала его постольку поскольку… Тем хуже для нее. Тем лучше для меня. Я не хотела вызывать у него подозрения и слишком торопиться с вопросами, которые могли бы выдать меня. ИГИЛ слишком хорошо знает, что многие журналисты и полицейские скрываются под ложными профилями. Мелани 20 лет, значит, ее знания должны соответствовать этому возрасту. Она не должна слишком хорошо разбираться в политике, геополитике и священных войнах. Ошарашенная, Мелани продолжила:

– Это здорово – разговаривать с моджахедом, находящимся в Сирии. Можно подумать, что тебе там легче выйти в Интернет, чем мне, в Тулузе! Мне приходится делить компьютер с сестрой. К тому же мать часто забирает его у нас. А ты здорово смотришься в машине! Я просто обалдеваю! Даже твой телефон новее, чем мой!

Входя в образ своего персонажа, я даю Мелани возможность увиливать впоследствии от встреч Билеля, если она этого захочет. Она зависит от семьи и не всегда может выходить с ним на связь.

– Но Сирия – это гениально! Здесь все есть! Машалла, ты должна мне верить: это настоящий рай! Здесь множество женщин, которые с ума сходят по нам, воинам Аллаха…

– Но в твоем раю каждый день умирают люди…

– Совершенно верно… Я сражаюсь, чтобы остановить резню! Ты не знаешь, но здесь враг – настоящий дьявол. Он убивает и грабит бедных сирийцев. Он насилует женщин. Он нападает на нас, хотя мы защищаем мир!

– Враг – это тот, кто руководит Сирией?

– В том числе и он. У нас много противников…

Помимо Башара Асада Билель говорит о «Фронте ан-Нусра», военном крыле, связанном с «Аль-Каидой», а также о сирийцах и всех тех, кого он считает неверными… ИГИЛ без колебаний истребляет народ, и без того угнетенный алавитской диктатурой, если он не подчиняется правилам, которые извращает и навязывает террористическая организация. Однако я чувствую, что боевик не намерен развивать эту тему. Его стратегия, направленная на запутывание жертвы, считает неразумным начинать знакомство с рассказа о кровавых преступлениях, которые он совершает ежедневно. И уж тем более о преступлениях, которые приводят Мелани в ужас, то есть об издевательствах над более слабыми.

Мелани повторяет то, о чем доверительно мне поведали большинство девушек, тайно принявших ислам, с которыми я встречалась во время своих репортажей.

– По утрам я одеваюсь как обычно. Я прощаюсь с матерью, и, оставшись одна, надеваю джеллабу и чадру.

– Это хорошо, я горжусь тобой. Ты поступаешь мужественно. У тебя прекрасная душа. Впрочем, ты и внешне красивая…

Билель с вожделением разглядывает Мелани. Она просит его показать окружающий пейзаж. Билель утверждает, что находится в окрестностях Алеппо. На самом деле он, вероятно, находится в нескольких километрах от города Ракка, штаб-квартиры ИГИЛ. Это первый город, где организация в прямом смысле установила государство со своими законами и строжайшей политикой, подчинив жителей при помощи варварства.

– Пророк говорил, что надо выбирать жену в соответствии со своей доблестью, ибо она является твоей красотой, – добавил Билель. – А если вместо одной жены обладаешь двумя…

Билель прикусил язык и внимательно посмотрел на ту малую часть меня, которую он мог видеть. Я улыбнулась. По просьбе Мелани Билель вышел из машины, и его смартфон начал показывать мне картины разрушенной Сирии. Окрестности были безлюдными. Вероятно, сейчас там было начало десятого вечера. До меня не доносилось ни единого звука. Вдруг эту зловещую тишину нарушили грубые мужские голоса. Билель с тревогой обратился ко мне: