— Он сообразительный мужчина, — спокойно сказал доктор Мендоза. — Он делает все, кроме того, чтобы выйти и назвать себя следующим Джоном Кеннеди.

В течение нескольких минут все не сводили глаз с экрана телевизора. Наконец два других доктора вышли из комнаты отдыха, и Хосе с Линдой остались наедине. Он поднялся, выключил телевизор и повернулся, чтобы посмотреть на Линду.

— Как твой пациент? Юный гангстер?

— Он в коме, но функции печени и почек восстановлены. Я думаю, с ним будет все в порядке.

В течение некоторого времени Хосе Мендоза задумчиво рассматривал сидящую на диване женщину, затем взял стул и сел напротив нее, поставив локти на колени.

— Могу я поговорить с тобой, мой друг? — спокойно спросил он.

Она улыбнулась и потянулась к бумажному колпаку зеленого цвета, который покрывал ее волосы. Было приятно снять его и позволить прохладному воздуху, вырабатываемому кондиционером, обдувать ее потеющий лоб. Она надела колпак рано утром, отправляясь на операцию, так и не снимала его с тех пор.

— О чем ты хочешь поговорить? — поинтересовалась она, комкая колпак и бросая его в корзину для мусора.

— Почему ты так загружаешь себя работой?

Она посмотрела на него. Серьезные и искренние глаза пристально рассматривали ее.

— Почему это делает каждый из нас? — спросила она спокойно. — В моем случае это работа. Ты загружаешь себя тоже, но по-другому.

Он кивнул серьезно.

— Я не буду спорить на эту тему. Последний раз я был у себя дома в прошлые выходные, когда мне понадобилась теннисная ракетка. Но по крайней мере мое безумие относится к сфере развлечений. Ты, мой друг, заполняешь свое время работой. Это нехорошо для тебя.

Она хотела подняться, но он мягко остановил ее, взяв за руку.

— Позволь мне дать тебе совет, — произнес он. — Я и прежде видел то, что ты делаешь. Некоторые люди до смерти загружают себя работой, чтобы забыть что-то, другие пытаются чем-то заполнить свою жизнь. Еще кто-то бежит от чего-то. Но я говорю тебе, мой друг, это не решение проблемы.

— И что из этого относится к тебе? — спросила она спокойно.

Он отклонился в сторону от нее и посмотрел невидящим взглядом на стену.

— Я был женат когда-то в той другой стране. Но она умерла. И когда она ушла из моей жизни, свет ушел вместе с ней. Поэтому теперь я окружаю себя друзьями и хожу на вечеринки каждый вечер. — Его глаза уставились на Линду. — Но, как я уже сказал, это не решение.

Она тоже посмотрела на него. Сквозь закрытую дверь доносились звуки беспокойного хирургического отделения: мимо провозили каталки, медсестры отдавали распоряжения, голос мягко что-то вещал по громкоговорителю. Линда думала о Барри Грине. Он снова звонил и приглашал ее сходить куда-нибудь. Она колебалась, испытывая желание пойти. Но в конце концов отклонила предложение, зная, что это свидание не может привести к постели. По крайней мере по ка не может. До тех пор, пока она не решит свою проблему с помощью «Бабочки».

— Почему бы тебе не позволить мне пригласить тебя на ужин? — спросил Хосе Мендоза. — Мы можем поговорить об этом.

Она посмотрела в его темные искренние глаза и улыбнулась.

— Со мной все будет в порядке, Хосе, — сказала она спокойно. — Спасибо за заботу.

Озадаченный, он наблюдал, как она уходит.

«Мануэль чуть не убил меня в этот раз! Ты должна помочь мне, Рейчел!»

Слова из отчаянного письма Кармелиты снова и снова отдавались в голове Беверли, когда она быстро ехала в своем синем «корвете» по шоссе, ведущему из Нью-Мексико в Техас, в то время как группа «Торнадо» исполняла на радио песню «Телстар».

Прошло уже пять лет, с тех пор как перестали приходить письма от Кармелиты. А потом неожиданно на прошлой неделе в закусочную прибыл конверт, адресованный Рейчел Двайер.

«У нас произошла сильная драка, — писала Кармелита. — Мануэль пытался убить меня. Я больше не могу жить так, Рейчел. Мы с тобой когда-то обещали помогать друг другу, если у нас будут неприятности. Я надеюсь, что это письмо доберется до тебя, потому что сейчас у меня настоящие неприятности».

Беверли оставила закусочную на попечение Энн Хастингс и теперь в очередной раз пересекала необъятные просторы Техаса. Впервые за девять лет.

Перемены витали в воздухе. Она чувствовала их. Мир, казалось, двигался все быстрее и быстрее. Русские отправили человека в космос, все танцевали твист, а бомбоубежища были национальной навязчивой идеей. Беверли казалось, что мир достиг края, как будто образ жизни, в течение столь долгого времени известный Америке, должен был измениться внезапно, бесповоротно, навсегда.