У Тишки зазуделось подсказать брату, что неплохо бы посоветоваться с председателем насчёт Аликовой сенокосилки. Уж в чём, в чём, а в технике-то председатель разбирается хорошо. Сам и комбайн, и машину, и трактор водит. И запасных частей у него в гараже навалом. Из чего Алик-то ладится собирать косилку? Не из ржавых же гвоздей? Нет, надо ему идти к председателю…

В лугах сначала звучно, а потом всё глуше и глуше заскрипел коростель, будто у него что-то застряло в горле и он не мог выдохнуть мешавший ему комок.

— Славка, коростель жемчугом подавился, — напомнил Тишка.

— Заткнись! — обиделся брат, и Тишка, отвернувшись от него, провалился в сон, будто в силосную яму.

Снился ему председатель колхоза Зиновий Васильевич. Он ходил у запечатанных слоем свежей земли силосных ям и подвешивал бирки. Тишка издали не мог разобрать, что на них было написано. Подошёл ближе, а на бирках-то, как в магазине, обозначена цена. На одной разборчиво выведено: «18 миллионов рублей». И на другой тоже — «18 миллионов».

Откуда-то появилась Павла Ивановна и, подмигивая Тишке, подтолкнула его локтем:

«А я тебе что говорила?.. Вот где наш клад, Тиша… Ну-ка, шутка сказать: восемнадцать миллионов каждая яма… А мы ещё сколько стогов поставим!»

У Тишки от восторга взнялось к горлу сердце, и он, как коростель, захрипел.

«Надо же, сколь заработали…» — восхищался он.

Тишка не успел насладиться своим восторгом: мать уже тормошила его:

— Тиша, вставай, ехать пора.

Сквозь щели на поветь пробивалось солнце.