В спёртом воздухе тайного убежища установилась тяжёлая тишина.

— Забудем о прошлом, Маулана Задэ, станем думать о будущем, — сказал ковровщик Джавахиддин.

К голосу купца присоединился мулла:

— Ты недоволен тем, как мы вели себя, но с нашей точки зрения твоё поведение тоже могло внушать нам... недоверие.

Маулана Задэ немного откинулся назад и картинно выпучил глаза:

— Недоверие?

Али Абумухсин сухо кивнул:

— Здесь собрались люди, на плечах которых лежит забота о благосостоянии Самарканда, без нас этот город мёртв, он станет сборищем бездельников, безбожников и ротозеев, которые через несколько месяцев перемрут с голоду. Мы заботимся о воде, хлебе, одежде, мы заботимся о душе нашего народа. Ты бросил нам обвинение в том, что среди этих забот мы не забываем и свой карман. Да, отвечу я тебе, не забываем, но где, скажи, ты видел, чтобы было по-другому?

Маулана Задэ криво улыбнулся, как бы подтверждая, что да, не видел.

Мулла продолжал:

— Мы — хорошие пастухи своего стада. Хочешь, я тебе объясню, чем хороший пастух отличается от плохого?

— Объясни, учитель.

Али Абумухсин не обратил внимания на иронию, неуловимо мелькнувшую в интонации бывшего ученика.

— Хороший пастух заботится о своих овцах, вовремя выгоняет на пастбище, вовремя поит, а когда приходит время стрижки, правильно стрижёт. Что касается пастухов плохих, то их есть два вида. Первые не удовлетворяются шерстью, которую дают им овцы, но сдирают с них и кожу. Так ведут себя глупые и алчные правители. Но есть и кое-что похуже. Есть пастухи, которым не нужны ни шерсть, ни шкура, они перерезают горло барану, чтобы просто напиться крови.

Маулана Задэ отставил чашу и опёрся ладонями о колени, глядя в пол.

— Ты хочешь сказать, о учитель, что я и мои люди похожи на таких пастухов?

Мулла почувствовал, что перегнул палку.

— Видит Аллах, я не хочу, чтобы ты стал похож на такого пастуха.

В разговор вступил верховный мераб, несколько нервно перебирая чётки и почёсывая переносицу:

— Ты должен помнить, что разлад между нами произошёл не по нашей вине, и деньги и покровительство мы тебе предлагали искренне...

— В обмен на то, чтобы я ничего не делал!

— Не так, мы хотели, чтобы ты действовал разумно, не навлекая гнев чагатайский на тех, кто ещё не сделал своего выбора. Есть люди, которые живут и думают медленнее тебя.

Маулана Задэ всплеснул руками:

— Но сколько же можно ждать! Я не могу вечно зависеть от мнения людей, желающих, с одной стороны, быть сербедарами, а с другой стороны, не желающих помнить, что сербедар означает висельник. То есть человек, идущий на всё, рискующий всем ради достижения благородной цели.

Джафар ибн-Харани, тяжело вздохнув, сказал:

— И от этих людей ты бросился к другим, ты свёл дружбу с Абу Бекром.

— Свёл.

— Но он же простой неграмотный трепальщик хлопка.

— Но при этом умный, решительный и бесстрашный человек. Его авторитет среди ремесленного люда непререкаем.

— Это-то и плохо, — пробормотал про себя верховный мераб.

Хозяин дома продолжал:

— А Хурдек и-Бухари?

— Что Хурдек и-Бухари?

— Ты не можешь не знать, что это за...

Маулана Задэ рассмеялся:

— Разбойник, обыкновенный разбойник с большой бухарской дороги. Вернее, нет, не обыкновенный, он великолепный, неуловимый, хитроумнейший разбойник. Из лука он стреляет лучше всех в Мавераннахре!

Джафар ибн-Харани недовольно поморщился:

— Но это же...

— Я ещё не всё о нём сказал. Прошу заметить, что стрелы свои он выпускает только в чагатаев.

— А в кого он будет их выпускать, когда чагатаев не станет? — опять себе под красный нос проговорил верховный мераб, но на этот раз Маулана Задэ отлично расслышал его слова. Удивление отразилось на его непривлекательном лице.

— Вот вас что заботит!

Сухощавый старик качнулся на месте, скрипя закостенелыми суставами.

— Не гневайтесь, верховный смотритель арыков и каналов. Не станем углубляться в будущее, это бесполезно, как и размышление о вреде, который могут принести шипы ещё не выросших роз.

Али Абумухсин, лучше других видевший, насколько близко подошёл разговор к обрыву ссоры, вмешался с несвойственной ему торопливостью:

— Верно, верно. Сначала надо выгнать чагатаев.

— В этом мы едины. Речь, по-моему, идёт только о цене, которую придётся за это уплатить, — сказал ковровщик Джавахиддин.

Маулана Задэ опять потянулся к чашке с щербетом.

— Если кто-то хочет узнать, что думаю на этот счёт я, то вот что скажу: любой ценой!

Среди присутствующих преобладали люди купеческого сословия, а те, кто не были купцами, всё равно отлично умели считать деньги. Для них это заявление было совершенно неприемлемым и по сути, и по форме.

— То есть как — любой ценой?

— Не понимаю, у всякой вещи есть цена...

— Так не бывает!

— Так нельзя!