Всё объясняется просто: загружая собеседника информацией о своих проблемах, ты как бы перекладываешь часть своих забот на его плечи, и волей – неволей ему приходится ломать голову, как тебе помочь. Да кому это понравится? Так что я избегал ставить людей в неловкое положение, тем более зная, что неудачников не любят и относятся к ним с сочувствием, как к больным.

– Вижу – не лукавишь, – одобрительно кивнул коротко стриженой головой Леонид Лукич, взял со стола бумагу и, поигрывая ею в воздухе, произнёс:

– Накануне я имел беседу с генералом Тюхтяевым, и он принял решение удовлетворить вашу давнюю просьбу о желании летать. Как вы на это смотрите?

Я чуть не упал со стула. Ай, да генерал, ай да сукин сын! Резок, груб, но хорош! Не забыл ведь, почти год держал в памяти, и выполнил своё обещание. Выходит, я славно потрудился, если мне выдают индульгенцию? И я, стало быть, тоже хорош? Ай, да сукин сын!

– Положительно смотрю, – расплылся я от уха до уха. – Хочется полетать, пока молод, Леонид Лукич. Думаю, журналистика от меня никуда не денется.

– Я тоже так думаю, – ответил майор. – А пока, коли вы согласны, есть мнение отправить вас в Польскую народную республику. Но, – поднял Батехин указательный палец кверху, – здесь имеется небольшой нюансик. Дело в том, что по приказу Министра Обороны мы не имеем права отправлять военнослужащих в загранкомандировку, если они не имеют жилплощади в Союзе. Но правил без исключения не бывает, – повертел он карандаш пальцами. – Так что вам решать. С ответом не тороплю, но и затягивать его нецелесообразно. Должность дефицитная и может быть аннулирована. Трёх дней вам хватит?

– Вполне, товарищ майор. Мне бы только с женой посоветоваться.

– Тогда свободны. Жду вашего решения…

Возбуждённый до крайности, я вышел из кабинета и осторожно прикрыл за собой тяжёлую дверь.

– О чём тут думать, старик, – хлопнул меня по плечу Толя Хоробрых, – когда я рассказал ребятам о своей беседе с Батехиным. – Хоть и существует поговорка, что курица – не птица, а Польша – не заграница, но люди брешут зря: по крайней мере, поправишь своё здоровье в материальном плане. Молодой семье хозяйством необходимо обзаводиться.

Серёжа Каширин в сомнении покачал головой:

– Суета сует, и суть – суета, – философски изрёк он, откинул волосы назад и разъяснил свою позицию. – Имеет ли смысл прыгать с места на место, когда есть наработки в нашей профессии? По – моему, репутация, пусть и не материальна, для человека важнее материальных благ. Здесь надо крепко подумать.

– И думать не надо, – не согласился с ним литературный сотрудник.. – В кои – то веки подворачивается богатый фарт, и не использовать его – просто грех. Кстати, приедешь на зимнюю сессию, не забудь какой ни то сувенирчик привезти.

Я еле дождался конца рабочего дня и помчался домой, представляя, как оглушительно прозвучит для Светки потрясающее известие.

Уже по моему внешнему виду жена сразу определила, что случилось что – то неординарное:

– Ты что сияешь, как новая копейка? Машину в лотерею выиграл? Или звание досрочно получил?

Я молча повесил шинель, разулся, взял на руки обрадованного моим появлением сына и уселся за стол:

– Знаешь ли ты, мальчик, – обратился я к нему, – что твоему папе предложили снова летать? – и на радостях защекотал его подмышками.

Серёжка залился смехом, я поднял его над головой и завертел в воздухе: – Вот так, вот так!

– А ты не разыгрываешь? – Светка присела рядом на краешек стула. – В самом деле? И что, снова в путь – дорогу?

– В дорогу, Светочка, в дорогу! И не куда-нибудь, а за рубеж. Как ты на это смотришь?

Светкины глаза в удивлении округлились, и она, усевшись поплотнее, приказала:

– А ну, выкладывай всё по порядку.

Не торопясь, я пересказал события минувшего дня, не упустил ни одной мелочи и закончил свою речь тривиальным вопросом:

– Что ты обо всём этом думаешь?

Светка посмотрела на меня долгим взглядом и с уважением произнесла:

– А ты молодец. Смотри – ка, добился – таки своей цели. Только вот жаль, что квартиру в городе не получили. Была бы надежда снова вернуться в Ленинград. А так, кто знает, куда забросит нас судьба после Польши.

– Не унывай, – жарко отреагировал я на её слова. – Живы будем – не помрём., а помрём – не живы будем! Значит, ты не против?

– А куда деваться? Мне кажется, ты уже всё давно решил.