Оставив вещи на пропускном пункте, я вошёл в здание штаба и отыскал на втором этаже кабинет начальника отдела кадров. За дверью, за широким, как футбольное поле, столом, из – за бумаг еле просматривался подполковник неопределённой национальности, но явно не русский.

– Сахады, лэйтэнант, садысь, – пригласил он меня с явно выраженным грузинским акцентом. – Ми ознакомились с вашим личным делом, и рэшили удовлетворить вашу просьбу. Вы направляетесь в вертолётный отдэлный полк на должность лётчика – штурмана. Получайте прэдписание и отправляйтэс. Тэм более, что част дислоцируэтся здесь же.

Вот как! Без меня – меня женили. Приговор окончательный, и обжалованию не подлежит? Но ведь даже обвиняемому дают последнее слово.

– Я закончил истребительное училище, товарищ подполковник. С отличием закончил. Хотелось бы вернуться на самолёты, – неуверенно заговорил я, и увидел, как у собеседника густые широкие брови с удивлением взметнулись вверх.

– Ваши лётные навыки давно утрачены, лэйтенант. Эсли вы нэ согласны с нашим предложэнием – отправим обратно. Ходи на коридор – думай.

Вот и весь разговор. А я – то возмечтал по простоте душевной, что сумею уговорить и не такого чурку, как этот барбос.

Ультиматум, предъявленный мне, был жёстким и неоспоримым. Все козыри – на руках противника, и позиция у него – выше некуда. Писать против ветра – себя обгадить. Придётся соглашаться. В конце концов, отступление – это ещё не проигрыш в войне, всего лишь манёвр для достижения победы.

Отдельный вертолётный полк и впрямь расположился на краю города. Почему он «отдельный», я не знал. Может быть, был спрятан за глухим бетонным забором? Или потому, что находился при штабе воздушной армии и в просторечье назывался придворным? Ну, хорошо, эскадрильи cо статусом самостоятельности имеют право называться отдельными, потому что в полках их по четыре штуки. А вот все части транспортной авиации – почему отдельные? Даже батальоны аэродромно – технического обеспечения ?

Тридцать пять календарных лет прослужил в войсках, но так и не раскрыл великой тайны. Склонен думать, что у вертолётчиков нет дивизий, в этом, скорее всего, и вся загвоздка.

Военный городок произвёл на меня благоприятное впечатление. Сразу за КПП начиналась асфальтовая аллея с двух сторон обсаженная липами и магнолиями, а за ними над кронами просматривались жилые служебные корпуса, увитые плющом так густо, что и стен не разглядеть. Только амбразуры окон чёрными прямоугольниками поблескивали, отражая лучи полуденного солнца.

В двух шагах от проходной, с левой стороны, размещалась двухэтажная гостиница коричневых тонов, на углу которой, энергично жестикулируя, разговаривали двое мужчин.

– Эй, лейтенант, – окликнул меня один из них, когда я прошёл мимо, – из пополнения, что ли?

– Похоже, что так, – подтвердил я, опуская чемодан и сумку на землю.

– Значит, по мою душу. Я как раз и есть комендант гостиницы. Пойдём, определимся с жильём… А тумбы ты мне привезёшь, – это он уже к своему собеседнику, – я с тебя с живого не слезу…

После коротких формальностей комендант отвёл меня в скромно меблированную комнату и сказал:

– Вот здесь, значит, и будет твоё пристанище, – указал он на кровать справа. – Женат? И дети есть? Мальчик? Это хорошо. Получишь квартиру, пошлёшь вызов семье, и заживёте вы за милую душу.

Я огляделся. Стол, накрытый цветной скатертью, на столе – гранёный полупустой графин со стаканом, рядом пара стульев, в углу – видавший виды тёмной расцветки трёхстворчатый шкаф, под овальным зеркалом стеклянная полочка, заставленная мужскими аксессуарами, а под ними – раковина для умывания. Что ещё человеку нужно?

– Ты сейчас в штаб не спеши. Начальство всё равно на полётах, – сообщил комендант и посмотрел на часы. – Ступай– ка в столовую, проголодался, небось, с дороги – то? Обед у нас с двух до трёх, не опаздывай.

Распаковывать вещи я не стал, неудобно как-то в отсутствие старожила. Только достал туалетные принадлежности, умылся и привёл себя в порядок.

Заведующая столовой Галина Ивановна, красивая блондинка с выраженными признаками любви к противоположному полу, встретила меня как родного, с которым не виделась лет десять. Говорила она с явным украинским акцентом, и грудь её, на глазок шестого размера, соблазнительно перекатывалась под серым трикотажным платьем. Овальное лицо и карие глаза, припухшие сочные губы и пунцовые ухоженные щёки напоминали мне картину, на которой возлежала на постели роскошная Даная. Лет Галине было не более тридцати, а то и меньше, кто их разберёт, этих женщин, искусно скрывающих свой возраст.

– Вот туточки и будет ваше место, – указала она на пустой стол в середине обеденного зала. – Приятного аппетита!

И величавой походкой, соблазнительно покачивая крутыми бёдрами, словно Екатерина Великая, уплыла на кухню.

Обедающие рядом офицеры с любопытством поглядывали в мою сторону, явно заинтересованные появлением в их кругу новой фигуры. Слышался негромкий разговор, позвякивание приборов и едва уловимые звуки радиопередачи.

Но вот подъехал автобус, и в столовую ввалилась развесёлая летающая братва. Стало шумно, раздались взрывы смеха, колкие остроты и подначки.