Как только я впервые оказался на рынке, отбою не стало от желающих у меня что-нибудь купить. Неважно что, лишь бы провернуть сделку. Мне это порядком надоело, и, чтобы отвязаться, я в шутку шепнул одному цыганистому нахалу, что имею для продажи юани. Мужчина воспринял предложение всерьёз, сказал «пше прашам, момент» и растворился в толпе.

Догнал он меня в двух кварталах от места нашего разговора и с сожалением сказал, что предложенная валюта не нужна. А может пан ма цось иннего до спшеданнья? Да пошёл ты к чёрту, прилипала!

В кинотеатре «Пиаст» демонстрировали новый американский боевик с переводом, но я прошёл мимо. Всё равно ничего не пойму, а догадываться о сюжете по картинкам не приучен. Остался в стороне и ресторан «Полония». Но впоследствии мы в нём обязательно побываем, и не однажды, в пику нашим органам, зорко оберегающим моральные устои советского общества. Здесь произойдут трагикомические события, которые поставят под сомнение моё членство в партии и, стало быть, дальнейшее пребывание за границей.

В каких-то ста метров от ресторана за стволами лип и клёнов просматривалась глянцевая поверхность городского пруда. Рядом с берегом величаво и неторопливо плавала пара чёрных лебедей, с изыском подбирая с поверхности угощение пожилой дамы.

Напротив, через дорогу, утопая в цветах, белело одноэтажное здание пивного бара. О широком ассортименте питейного заведения мне уже все уши прожужжали, и не посетить его было бы преступлением.

За стеклянными дверями, окружённая высокими пуфиками на стальных ножках, возвышалась стойка, за которой работал мордастый бармен в чёрно-белой паре. Позади него прямо из стены, инкрустированной морёным под дуб деревом, торчало полдюжины отполированных бронзовых кранов, над которыми висели аккуратные таблички с названиями сортов пива. По числу кранов посетителям предлагалось пиво ясне, тёмне, дубельтове, – сладковатое на вкус и потому популярное у женщин, портер, кжепке и ещё какое-то, названия которого я не разобрал. Цимус заключался в том, что оно доставлялось в пивную прямо с завода по пивопроводам.

Бар был обставлен круглыми мраморными столиками, вокруг которых стояла разношерстная публика. Закусок здесь не подавали, и разодранная вобла на отдельных столах служила верным признаком, что вокруг неё стоят наши люди. Что касается поляков, то они считали, что запивать рыбу пивом – признак дурного тона.

Я взял высокую кружку портера и придвинулся к столику с вяленой чехонью. Двое мужчин и одна женщина, прекратив дискуссию, сразу же обратили на меня внимание. Как подобает в этих случаях, я представился, люди назвали себя, и мы познакомились. Оказалось, что они москвичи, служат в Варшаве по части снабжения, приехали в Ставку по делам и по рекомендации друзей решили посетить это замечательное заведение. Через пять минут я уже на равных с наслаждением поглощал жирную рыбу. Щедрот у русских не занимать.

Портер оказался и впрямь отличным. Совсем не такой, как у старухи Изергиль. Ни она сама, ни её клиенты не знают, кому впервые пришла в голову мысль назвать скромную женщину именем знаменитой горьковской героини, но прозвище пришлось ко двору и навек прикипело. Эта толстая полячка с пальцами, похожими на сардельки, держала пивной ларёк на пути из гарнизона в город и имела неплохой бизнес. Место как бы и на отшибе, но редкий прохожий русский пройдёт мимо, не утолив жажды в разгар жаркого лета. За стеклом у старухи красовалась поговорка на русском языке: «Кто пиво пьёт, тот сто лет живёт!». Пиво у старухи было тёплым и несвежим, вряд ли на таком доживёшь до полувека, но не дорогим. Злые языки поговаривали, что она разбавляет его своей мочой. Когда я услышал эту фразу, меня чуть не стошнило. Тем не менее, у её ларька постоянно кучковалась наша братия – военные, останавливаясь побазарить на нейтральной земле между работой и домом.

Вскоре я познакомился с национальной польской кухней. Больше всего мне пришлась по вкусу свиная голонка с тушёной квашеной капустой. Голонка – это голень по-нашему. Мать моя частенько варила говяжьи голени для холодца, на местном диалекте называя их лытками. Но чтобы студень был помясистей, она их измельчала, а здесь подавали целыми кусками. Съешь такую громадину, и сыт на весь день.

Изысканной закуской показалась и селёдочка в горчичном соусе. Особенно под водочку. А вот «татары» мне совершенно не понравились. Толик Бахтин – рубаха парень – угостил на похмелье. Обыкновенный сырой фарш в виде бифштекса. Слеплен в форме корзиночки, и с разбитым яйцом в ямочке. Правда, к блюду прилагался целый набор приправ, и сухих и жидких во флакончиках.

Повар в высоком белом колпаке тщетно пытался объяснить последовательность доведения полуфабриката до съестного состояния, но голова болела от вчерашнего непомерного возлияния, а когда поправилась, я проглотил бы не только бифштекс, перемолотый в манную кашу, но и кусок сырого мяса, даже несоленого.

Аэродромы – не люди, они не имеют национальности, и каждый в своём составе оборудован типично. Есть взлётно-посадочная полоса, окаймлённая световыми огнями различного предназначения, дальний и ближний приводы для захода на посадку в простых и сложных метеорологических условиях, система пеленгации и, конечно, стартовый командный пункт во главе с руководителем полётов.

В стороне от ВПП расположены ангары для ремонта и хранения техники, где находятся, кроме прочего, инженерные каптёрки с запасными частями различного предназначения.

От немцев в наследство полякам досталась бетонированная полоса и два громадных высоких ангара, остальную технику перебросили из Союза. Вертолётов в полку немало, и для каждого была определена стоянка под открытым небом. Вертушки были всегда зачехлены, если не летали или на них не производились регламентные работы.

Кроме нашего полка на аэродроме базировалась отдельная транспортная эскадрилья, оснащённая летательными аппаратами типа «АН-2» и «Ил-12». Как правило, самолёты были в разлёте и вместе собирались только по праздникам.