— О чем вы, Вера Иосифовна?

— Не о чем, а о ком. Да вы будто не знаете? Вот какой. А ну, застегните воротник.

— Я не знаю.

— Сказать?

— Скажите.

Вера Иосифовна с опаской посмотрела на дверь в соседнюю комнату — как бы не услышал муж. Но тот был занят сыном.

— Про Лилю я, Иван Васильевич. Очень она хорошая девушка.

— Ого! Оказывается, обо мне уже слушок пошел… Ну, ну, я вас слушаю.

Вера Иосифовна сделала вид, что рассердилась, нахмурила брови.

— Не слушок, а разговоры…

— В общем — перемывают косточки.

— Нет, Иван Васильевич… Я серьезно. Скажите прямо, по-дружески: до каких пор будете холостяком ходить? Я от души посоветовала бы вам приглядеться к Лиле. Ее здесь все любят. Она чудесная девушка и на поре к тому же…

— Вы что… по ее поручению?

— Да что вы, Иван Васильевич! — спохватилась хозяйка дома. — Да разве такая, как она, позволит себе?.. Что вы такое говорите… Она девушка скромная, совестливая…

— Откуда же вы знаете, что Лиля… согласилась бы…

— Чудак вы, как я на вас погляжу! Любовь не шило, в мешке не утаишь… Скрывай, прячь, а она в каждом слове, в каждом жесте проскальзывает…

— Один раз я поверил… Да вот…

— Боитесь?

— Пожалуй.

— Испугались, что она дочь командира полка?

— Откажет — сраму на весь полк не оберешься…

— Не откажет! — уверенно сказала Вера Иосифовна. — Если вы согласны, я поговорю с ней, ну?

— Нет, не согласен. Спасибо вам, но зачем это? У нее уже есть…

В дверях показался майор Дроздов. Остановился, головой подпирая косяк.

— Что-то больно долго вы меряете китель, Иван Васильевич, а?

Вера Иосифовна поспешно переменила тему разговора:

— Сейчас я пристрочу рукава и можете забирать. Правда хорошо, Степа? — повернулась она к мужу.

— Отлично, Верочка! Ты у меня молодчина!

В холодильнике была припасена Дроздовым бутылка шампанского. Он хранил ее на случай встречи с дорогим гостем. Но разве для него существует теперь кто-нибудь дороже Поддубного? Да и день-то какой! Вон куда махнули с эскадрильей — за Каспий! А тут буран начался… Как никак, а поволноваться пришлось изрядно. Случись неприятность, Гришин снова потянул бы Семена Петровича… Тогда уж не вырваться полку из прорыва.

Дроздов достал заиндевевшую бутылку с серебряным горлышком, похлопал по ней ладонью:

— Освежимся?

— Можно.

Офицеры сели за стол. Дроздов достал из буфета бокалы, плитку шоколада и начал раскупоривать бутылку. Как раз в тот момент, когда вырвалась пробка и раздался хлопок, вошел замполит Горбунов. Сдвинув на лоб очки, он сказал:

— А я стучу, стучу и удивляюсь, что мне никто не отвечает. Оказывается, обитатели дома сего заняты важным делом…

Дроздов торопливо, чтобы не пролилось шампанское, наполнил один, а затем и второй бокал.

— Так, так, — затоптался у порога замполит, чувствуя, что пришел не вовремя.

Дроздов протянул ему свой бокал:

— Прошу, Андрей Федорович! Сегодня с Кавказа привез бутылочку.

— Да ну? — удивился замполит не веря.

— Да… С вершины Казбека снял…

— А может, орел в кабину подбросил? — ответил Горбунов шуткой на шутку.

Дроздов достал третий бокал. Офицеры выпили и закусили шоколадом.

— А я к вам, Степан Михайлович, по делу, — сказал замполит. — Только что звонили из редакции газеты и просили, чтобы вы подробно описали подготовку к полету и сам полет.

Дроздов поглядел на пустую бутылку:

— Жаль, что нет другой. Маловато.

— Хорошего понемногу, — заметил Поддубный. — Вы лучше садитесь за статью, Степан Михайлович!

— Я? За статью? Да какой из меня писатель? Нет уж, избавьте! Я лучше слетаю еще десять раз в любую пургу, чем потешать редакторов и читателей.

— Зачем же потешать? Напишите о своем опыте, — настаивал замполит.

Дроздов втянул голову в плечи и расхохотался.

— В том-то и дело, что я уже этим занимался. Это было в первые годы войны. Служил я тогда в полку У-2, то есть, по теперешнему названию, По-2. На одном самолете во время бомбометания зависла бомба. Видя, что гостинец, приготовленный гитлеровцам, не сбросился, штурман вылез из кабины и, придерживаясь руками за ленты-расчалки, пошел по плоскости и сапогом сбил бомбу с держателей. Я в то время активно военкорничал, был молод, энергичен. Взял, да и написал в армейскую газету о героическом поступке штурмана. Ведь подвиг-то действительно был героический! И поместили мою заметку на самом видном месте, на первой странице. Да только вкралась досадная опечатка. Вместо ленты-расчалки появилось в газете «ленты-вращалки». Звучало это со страниц газеты примерно так: «Штурман такой-то взялся руками за ленты-вращалки…» Боже ты мой! — схватился Дроздов обеими руками за голову. — Как прочли об этих вращалках, так весь полк и схватился за бока от смеха. А подпись-то под заметкой моя! «Эй, Дроздов, а ну-ка покажи на самолете ленты-вращалки!» — подтрунивали товарищи. А штурман — тот бедняга чуть не плачет: «Эх, лучше бы ты, товарищ Дроздов, вовсе не брался не за свое дело, — сокрушался он. — Ну кто теперь поверит, что я действительно вылезал на плоскость, да еще над войсками противника?» Долго, очень долго потешались над моей злополучной заметкой. С тех пор мне как по рукам дали. Кроме писем домой да служебной документации, ничего не пишу.

Слушая Дроздова, замполит и Поддубный вволю насмеялись.

— Ну ничего, — сказал замполит, успокаивая Дроздова. — Ошибки бывают. А вы все же напишите статью.

— Конечно, пиши, Степан Михайлович, — настаивал Поддубный.

После долгих уговоров Дроздов все же согласился и начал рассказывать о сегодняшнем полете.

— Все обошлось хорошо, Телюков только дурачился. Наказать его еще, что ли? Понимаете, переключился на канал перехватчиков и кричит: «Я бы вам показал, где в Каспийском море раки зимуют!»