– Понятно... значит, сменили систему... что ж, если всё как ты говоришь, то это похоже на революцию семнадцатого года.

– Хорошее сравнение. Прошли практически по тому же сценарию в девяносто первом и девяносто третьем годах две революции. По всему выходит, что причина самого существования СССР до девяносто третьего года - это крупные доходы от нефти, которые спровоцировали ещё более интенсивный развал советской промышленности. Не будь сибирских месторождений - дело бы закончилось году в семидесятом, когда народ бы оголодал и очевидно, экономика впала в кому.

– Оголодал? Разве? По-моему, мы достаточно активно развиваем сельское хозяйство. Если только не война...

– Не война. Как ни странно, но приходилось закупать зерно.

– Ладно, - Сталин хлопнул по подлокотнику, - интересные вещи говоришь. И что тогда, как ты думаешь, может нас спасти?

– Вас? А зачем что-то спасать? Если вы хотите продолжить существование СССР в том виде, в котором он был до сих пор здесь и в нашем времени - то ничего не изменится. Я полагаю, что так. А если изменить советский союз, убрать из него догматизм и плановую экономику, основные причины развала, то это будет уже более похоже на нашу Россию. Только в границах всего советского союза.

Помолчали. Сталин думал о своём, я о своём, берия вообще непойми о чём.

Наконец, достав и снова убрав трубку, Сталин спросил:

– И почему вы не хотели рассказывать мне всего?

– Опасаемся, что принятые решения могут сделать всё ещё хуже, чем могло бы быть. В нашем времени вас и ваши поступки судят по нормам нашего времени. Верно и обратное - вы можете судить о нашем времени и событиях девяностых с позиции норм тридцатых годов. Именно эти шестьдесят лет изменили многое.

Сталин вздохнул:

– Именно поэтому и нужен ты, чтобы пояснить, как к этой информации нужно относиться. Чему верить, а чему нет. Проблема мотивации рабочих в плановой экономике - всегда была скользким вопросом, но никто и подумать не мог, что она может повлиять на разрушение всего союза.

– В России всегда была беда - это вера в западные страны. Вера в западную технику и технологии, даже в ущерб советским. Когда сложность техники и её производства растёт многократно - то этот эффект усиливается пропорционально. Та же электроника, в советском союзе - одна из самых отсталых, но финансируемых и развиваемых отраслей. Рыночная система предполагает поиск, постоянный и независимый, пробы и ошибки, научные исследования, которые финансируются как мелкими предпринимателями, так и гигантскими транснациональными корпорациями. К примеру, производят в советском союзе автомобили. Появляется дорогая технология - автоматическая коробка передач, новые типы подвески, кузова, тормозов, никому с ними возиться не хочется. Сверху объявляют это буржуазными излишествами, на автозаводах тоже рады, что не придётся возиться с более сложными механизмами, увеличением планов и строгости норм качества. Когда за границей эти технологии уже считаются нормой для всего автопрома - выявляется отсталость и начинают лететь пух и перья, ЦК требует срочно, экстренно, наладить и приладить. Своих разработок и спецов нет - приходится копировать или покупать чужие. В итоге целая отрасль становится де-факто отсталой и под гнётом иностранного производителя. Как говорили люди - делать можно только что-то одно. Или машины, или план.

– Так быть не должно, - нахмурился Сталин.

– Но так получалось. Это уже врождённое свойство плановой системы. Отсутствие мотивации к модернизации и совершенствованию. А в эпоху, когда новые виды техники почти не появляются, зато очень активно развиваются уже имеющиеся - всё зависит именно от опытных работ и стимула модернизации. Не мы одни отставали, но у нас на это не было стимула вообще, во всей экономике.

– Хорошо, над этим нужно подумать, - кивнул Сталин, - серьёзно подумать. Теоретиков у нас много, а как за дело взяться - так тут же людей не найдёшь.

– Ну, некоторые личные дела я вам могу передать. Думаю, в советском союзе достаточно хороших людей. Честных, верных, умных и талантливых. Просто они ещё не проявили себя. Кое-какая информация о них у меня есть, но не вся.

– Этого будет достаточно, - ответил вождь, - перейдём к вам во всей этой истории. То, что вы вообще остались в советском союзе - похвально. Поэтому, думаю, нет смысла вас ограничивать чем-либо. Хотя это очевидная мера безопасности. Давайте сконцентрируемся на войне и военных задачах. Благодаря вашей информации мы сможем лучше к ней подготовиться.

– Осмелюсь заметить, что это может иметь негативные последствия. Разведка потенциального противника не дремлет. Шпионы, реальные, а не мнимые, работают и мы можем спровоцировать технологический рывок у конкурентов.

– Вот как?
– довольно интересным тоном спросил вождь, - подробнее, если можно.

– Второй мировой предшествовали две кампании. Гражданская война в испании и война с финляндией. Обе оказались неудачными, что закрепило за советским союзом репутацию недееспособных военных. Исходя из этого гитлер не планировал войну на истощение. Если мы покажем себя слишком сильными - германия может заключить сепаратный мир с Америкой и даже войти в союз с Англией, в этом случае расклад для нас станет совсем нехороший. Поэтому, увы, готовиться к войне придётся неявно. Не более явно, чем действовали в нашем будущем. Я так думаю, это наиболее реалистичный сценарий. Япония колеблется между нападением на СССР и Америку - это очень шаткое равновесие, склонившееся в пользу США, потому что за войну с америкой ратовал флот, за войну с СССР - армия. При самом плохом сценарии, который мы можем спровоцировать, ситуация ухудшится многократно нападением Японии, Англии и Германии, при поддержке США.

– Понятно... что ж, послушаю ваши доводы, товарищ Дудин. А если намеренно проиграть те две войны?

– Обязательно проиграем. Для нас это игра в поддавки.

Сталин взял паузу и всё-таки закурил. Но папиросу, а не свою фирменную трубку. И правда, в комнате стояла пепельница с окурками папирос. Похоже, трубку этим табаком он набивает не всегда. Мы помолчали. Берия решил нарушить молчание:

– Товарищ Дудин, может быть для разрядки обстановки расскажете про вашу профессию? Вы кажется токарь?