Шрифт:
– Ну ладно... Спокойной ночи, - баба Маня торопливо перекрестилась на иконы и вышла в сени. Уже выходя, крикнула: - Там в буфете конфеты возьми. И халву.
Наконец-то! Ушла.
...Чайник, который Вера поставила еще до появления Витьки, уже подавал первые признаки закипания. Девушка приоткрыла крышку и неторопливо прошла в переднюю избу.
На столе ее уже ждала чашка - тоже привезенная, с большой нарисованной на боку клубничиной. Вера положила рядом чайную ложечку, а затем достала конфеты, - но не из буфета, а почему-то из-под подушки. Красивую продолговатую коробку с надписью "Вишня в шоколаде".
Вода наконец вскипела, - чайник зашипел по-змеиному и задребезжал крышкой. Девушка быстро схватила вафельное полотенце и побежала на кухню. Сняв чайник с керосинки, Вера аккуратно задула три желтеньких полоски пламени. Часть кипятка она слила в старую заварку, а остальное понесла в комнату.
Там она проделала следующее: вытащив из ящика буфета длинный хромированный пинцет, она открыла крышку и извлекла из кипятка небольшой шприц и поршень к нему. Оттуда же выудила тоненькую иголку. В конфетной коробке оказались ампулы - около дюжины. Профессиональным движением Вера надломила две штуки, высосала иголкой содержимое и затем, перевернув шприц, выжала на острие маленькую каплю.
Чайник ее больше не интересовал. Подойдя к разобранной кровати, врачиха присела на одеяло и свободной рукой откинула подол ночнушки. В следующее мгновенье жало шприца влетело ей в бедро - метко, торопливо и жестоко. Сладострастно зажмурившись, Вера прикусила губу и надавила указательным пальцем на поршень.
Через полторы минуты все закончилось. Шприц и ампулы были спрятаны под подушку, чашка и пинцет - в буфет, а чайник вернулся обратно на керосинку. Осколки стекла девушка сгребла на ладонь и швырнула в печку - подальше.
За стеной завозилась бабушка. Почуяв неладное, Вера быстро захлопнула задвижку и с разбегу прыгнула в постель. Почти одновременно с этим распахнулась дверь, и вошла баба Маня.
– Хлеб-то я не убрала. Мыши съедят.
Девушка промолчала. На кухне зашелестел пакет с хлебом.
– Спишь, что ли? Чай-то небось не пила?
– Пила.
– Ну, я пошла.
По спине пробежал знакомый холодок; Вера съежилась, но тут же расслабилась: где-то глубоко в черепной коробке медленно распускался огромный бархатистый цветок.
Девушка протянула руку и погасила ночник.
Витьку жалко. Не придет он танцевать.
Лея Любомирская
Гостья
Привет, говорит, отдуваясь. Не ждал?
Ждал, говорю. Ты же обещала.
Ну да, соглашается и усаживается у кровати. Я же обещала.
Лежу тихонько. Молчу. И она молчит. Достала платок из сумки и обмахивается им. Платок большой, мятый. В коричневую клетку.
Устала? спрашиваю.
Пожимает плечами.
Как тебе сказать, говорит и вытирает платком лоб. Не так чтобы очень. Чуть-чуть.
А вид усталый, говорю я.
Не выспалась, отвечает. Устать не устала, но не выспалась. Очень рано встала.
Я киваю. Я тоже что-то не высыпаюсь в последнее время.
Ну что, говорит она, сказку?
Каждый вечер, монотонно говорит дона Силвия, сжимая и разжимая руки. Глаза у неё блестят, как будто она специально что-то в них закапала. Каждый вечер жар. Вчера было тридцать девять и пять. Сегодня уже сорок.
Доктор Канелаш морщится и тихонько вздыхает.
Ну, мамочка, говорит он. Ну, что же я могу сделать? Анализы у него хорошие, отличные просто анализы. Лёгкие чистые. Ну дайте ему жаропонижающего, если что, привезёте прямо с утра.
Они умерли в один день, говорит она, и потом жили долго и счастливо.
Так не бывает, говорю я. Надо - они жили долго и счастливо и умерли в один день.
Ещё как бывает, говорит она и нажимает мне на нос. Скажи "дзынь-дзынь".
Дзынь-дзынь, говорю я.
О! она поднимает палец. Мне звонят. Пора на работу.
К кому, спрашиваю.
Она закатывает глаза, как будто вспоминает или прислушивается к чему-то. Хмурит брови. Потом встряхивает головой. К одной бабушке, говорит, тут недалеко. Ещё к тому парню, который на перекрёстке с мотоцикла слетел. Ещё к кролику. Он попал под машину, бедный.
Хватит! кричу я. Не рассказывай!
Извини, говорит она, увлеклась.
Ничего, говорю я. Бывает. Завтра придёшь?
А куда ж я денусь, отвечает она и встаёт.