Она изогнула бровь, подталкивая меня к продолжению.

– ... его я рассказывать не хочу, - невозмутимо закончил я.

– Мне не хочешь?

– Никому не хочу.

Наташа помолчала, покусывая уголок нижней губы, потом согласилась:

– Хорошо, имеешь право. Тогда... Тогда я. Вокруг тебя аж две девицы сейчас вьются... Да ты только свистни - еще набегут. Зачем ты при этом начинаешь эту возню со мной?
– Наташа помолчала, словно что-то взвешивая про себя, потом посмотрела на меня со скрытой надеждой, - потому что они еще дети?

– Интересная гипотеза...
– протянул я ошарашено.

Кузя неожиданно зарумянилась.

Я удивленно покачал головой, потом продолжил:

– Нет, не потому, не выдумывай лишку. Наверное, так: ты - особь жизнеспособная...
– "оcобь" напротив обиженно хмыкнула. Я примиряюще улыбнулся и подвел черту: - Тащить тебя по жизни не надо, только помочь, направить в нужную сторону. А на это некий резерв возможностей у меня сейчас есть.

– Резерв возможностей...
– эхом повторила Кузя, и глаза ее затуманились. Потом она начала нерешительно: - А может... мы все-таки...

– Не может, - прервал я жестко и, поморщившись, добавил уже гораздо мягче: - забудь, всем будет проще.

Кузя склонила голову и некоторое время с интересом разглядывала носки своих туфелек. Потом посмотрела мне в глаза:

– Как скажешь, - сказала ровным голосом и как-то очень спокойно улыбнулась мне.

Вдоль моего позвоночника промаршировала рота мурашек.

– Наташа, только без провокаций, - хрипло попросил я, вдруг озаботившись этим вопросом.

– Конечно, - она была сама покладистость, - да я и слова-то такого не слыхала. Когда начнем?

Четверг 23 марта, день

Ленинград, ул. Фрунзе.

– Тэк-с, больная, на что жалуемся?
– я присел на край Софьиной кровати и потыкал пальцем туда, где, по моему предположению, должен был находиться бок пациентки.

Девушка сонно заворочалась под одеялом. Потом уголок его откинулся, и оттуда выглянул недовольно нахмуренный синий глаз.

– Ты что, за неделю не отоспалась?
– осведомился я сварливо.

– Зачиталась вчера...
– пробормотала Софья сонно. Потянулась и села, натянув одеяло под самое горло, - до четырех утра. Раскопала тут в серванте подписку "Роман-газеты".

И правда, на треугольном столике прикроватного торшера лежал журнал. Я перевернул и посмотрел на обложку - то была "Царь-рыба" Астафьева.

– Понятно, - сказал я и еще раз прошелся придирчивым взглядом по Софьиному лицу.

Что ж, выглядела она заметно посвежевшей.

– Как чувствуешь себя?
– все же уточнил я для порядка.

– А, - отмахнулась девушка, - ранний реконвалесцент.

– И зубы не чищены, - покивал я с огорченным видом, - тогда целоваться не будем.

Софья насмешливо фыркнула:

– Чем обязана столь высокому вниманию? И где твоя подружка, почему не контролирует?
– она небрежно двинула кистью, обводя жестом и меня и кровать.

– По магазинам побежала. А чем обязана... Ты в состоянии поговорить? Мне нужна твоя помощь.

– О!
– взгляд ее стал серьезен, но лишь на миг, потом она с удовольствием заблажила: - Мне нужно принять ванну, выпить чашечку кофэ...

– Принимай, - согласился я, поднимаясь, - я буду на кухне. Но хорошо бы успеть до возвращения Мелкой. А поговорить нам придется немало.

И с тем направился к двери.

– Пять минут!
– торопливо крикнула мне в спину Софья и подбавила в голос жалостных ноток, - а ведь и правда, как кофе-то хочется...

Про пять минут Софья, конечно, наврала: когда она, закрутив вафельным полотенцем волосы, выбралась из ванной, я уже в полной мере постиг дзен, меланхолично крутя ручку армянской кофемолки. Думалось уже не столько о кофе, сколько о двигателе с понижающим редуктором.

– Помол мелкий настроил?
– стоило мне отвернуть чашу, как Софья тут же сунула туда свой нос.

– Какая тебе разница?
– буркнул я, - ты все равно со сгущенкой пьешь. Тебе с тем же успехом и цикорий можно заваривать.

Я налил в медную турку воду и поставил ее на огонь.

– Давай, - Софья села за стол, зажала ладони коленями и подалась вперед, - что там у тебя случилось?

– Папа у меня случился, - проворчал я от плиты, - уходить к любовнице собрался. Хочу их развести.

– Эээ... Вот даже и не знаю...
– Софья неуверенно заерзала на стуле, - а она молодая? Красивая? А папа же у тебя тоже врач?