разинув беззубый рот, он дышал прямо в затылок примостившегося у окна

Сеньки.

Передача уже давно закончилась, а у дома Татьяны все еще толпился

народ. Старшина Пинчук, примостившись на бревне, возле хлевушка, уже

степенно беседовал с тем кудлатым старичком, который нечаянно выдавил

стекло. Трудно сказать, когда они познакомились. Только Петру уже было

известно, что дед этот -- бывший инспектор по качеству в своей артели.

– - Почему же "бывший"?
– - говорил ему Петр.
– - Ты и зараз являешься им.

Тильки пора за дело браться, диду. Насчет семян позаботьтесь. Весна

незаметно приде.

– - Где их сейчас взять, сынок, семян-то?.. Разве государство какую

ссуду даст.

– - Государство-то даст, диду. Но трэба и самим принимать меры. Ты вот

пройди по колгоспникам, кажи им, -- пусть по одному зернышку соберут и

принесут в колгоспный амбар. Никто не пожалее...

– - А ведь, пожалуй... завтра с утра и начну.

– - Обязательно начни.

Пинчук говорил громко и почти в самое ухо старику, так как во дворе все

еще стоял шум.

Разошлись по своим домам за полночь. А утром в хату к Татьяне явился

старикан, с которым вчера беседовал Пинчук о дeлaх артели. Дед был явно во

хмелю. Потоптавшись у порога и тщательно вытерев о половицу большие

солдатскиe ботинки, густо смазанные солидолом, он приблизился к хозяйке:

– - Ты уж прости меня, старого дурня, Татьяна Васильевна, невзначай...

вот те крест!.. Малец толкнул, паршивый бесенок!.. А окно я сам вставлю.
– -

Заметив в хате Пинчука, колдующего над строевой запиской, дед обратился к

нему: -- А насчет того, товарищ, не беспокойся. Завтра же приступаем. С

председателем я уже имел разговор. Он согласный. Завтра, прямо с утра... А

ныне вроде неловко, праздник дюже великий... А вам, ребята, спасибо от всего

нашего колхоза. Порадовали вы нас!..
– - старик поклонился разведчикам и

вышел, солидно покряхтывая в сенцах. Сенька видел в окно, как он,

подпрыгивая, пошел по улице, неся под мышкой свой суковатый посох.

– - Гляньте, товарищи, как нарезает дедок! И про посох забыл, дует --

ног под собой не слышит!..

Сказав это, Сенька вдруг поднял нос и принюхался.

– - Чего это вы там затеяли, Татьяна Васильевна? -- спросил он хозяйку,

хлопотавшую возле печки.-- Не для нас ли стараетесь?

– - А для кого же? Для вас, -- просто ответила Татьяна.

Разглядев в ведре, стоявшем у порога, мокрые перья, Ванин сообразил,

что произошло, пока они спали. Сенька еще вчера, слоняясь по двору, видел

двух пестрых курочек, которые важно прохаживались по мякинной завалинке и

безмятежно клевали замазку в окнах. Вот их-то и порешила ради праздника

вконец растроганная молодая хозяйка.

– - Ну, уж это вы зря!
– - лицемерно обижался Сенька.
– - Последних курей

перевести!.. Неслись, наверное, пеструшки...

– - Живы будем -- наживем. Садитесь.

Развeдчики расселись тесным кружком, по-семейному. В предвкушении

сытного обеда шумно заговорили. Мишка Лачуга, торжественный, как на свадьбе,

метал на стол разные кушанья. Ему помогала хозяйка. Солнечные зайчики играли

на сияющих лицах бойцов. Забаров шепнул что-то на ухо Пинчуку, и тот на

цыпочках, словно боясь разбудить кого-то, вышел из хаты. Сенька подмигнул

сидевшему рядом с ним Камушкину. Вася посмотрел на Ванина и, встретившись с

его зелеными играющими глазами, покачал головой. Ребята переглянулись и

сразу, точно по команде, расхохотались.

Пинчук вернулся с несколькими запотевшими флягами. Разлили водку по

жестяным кружкам. Солдаты оживились, зашумели. Вот она, боевая, дружная

семья, -- вся в сборе. "Только... только его нет среди них. И никогда,

никогда не будет..."

Наташа почувствовала, что может разрыдаться, и, тихо выйдя из-за стола,

почти бегом направилась к двери. Выскочив на улицу, она дала волю своим

слезам. Девушка плакала и не слышала, как кто-то вышел вслед за ней. Чьи-то

теплые руки осторожно легли на ее вздрагивающие узкие плечи. Она обернулась