Гвардейская Красноградская ордена Ленина, дважды Краснознаменная...

Но начальник госпиталя охладил Сеньку.

– - Номер какой?
– - равнодушно спросил он.

Сенька сообщил номер дивизии. Затем, взяв направление, пробкой вылетел

из госпиталя и помчался к регулировочному пункту.

Недалеко от линии фронта он покинул машину, свернул на проселочную

дорогу, закурил и торопливой легкой походкой пошел в свою дивизию. Гонимые

ветром перекати-поле перебегали ему дорогу. Кое-где Ванин шагал прямиком,

сокращая путь. Откуда-то выскакивали сонные зайцы, стлались над зеленым

ковром озими, которая, чуть прихваченная заморозком, хрустела под ногами

бойца. Кое-где попадались трупы немецких солдат. С них неслышно снимались

древние вороны и улетали на другое место. Встречались также брошенные врагом

автомашины и бронетранспортеры с кучами пулеметных лент и рыжими солдатскими

ранцами в кузовах. Сенька по привычке подходил к машинам. Однако за

последнее время к трофеям он сильно охладел. Сейчас он прихватил только из

одной машины немецкий автомат с запасом патронов, сказав при этом:

– - Ковпаку пригодится.

Сенька почему-то был глубоко убежден, что все трофейное оружие

обязательно отправляется к партизанам, орудовавшим в тылу врага.

Проверив исправность подобранного оружия, Сенька зашагал дальше. Вскоре

он повстречался с одним красноармейцем. Тот бежал с каким-то поручением в

штаб корпуса. Ванин спросил его, как всегда спрашивают в таких случаях

встречающиеся фронтовики:

– - Из какого хозяйства, пехота?

Боец, немного помявшись, назвал номер соседней дивизии. Сенька тоже не

стал секретничать.

– - Знаю вашу дивизию, -- сказал боец улыбаясь.-- Это ведь про нее

говорят: "Мимо-Харьковская, возле-Полтавская, около-Кременчугская,

Непромокаемая, Непросыхаемая..."

Сенька возмутился:

– - Знаешь что, ты, краснобай!..

Но у солдата была такая пребезобидная физиономия, что Сенька сразу

заметно остыл:

– - Ну вот что, непросыхаемый, пока я тебя не изувечил, иди своей

дорогой! Иди, иди, не то отмолочу и плакать не разрешу!
– - серьезно добавил

он.

Но, отойдя от бойца, Сенька вдруг рассмеялся. Понравилось ему это

"Непросыхаемая, Непромокаемая". Большая правда была в этих словах. В самом

деле, за всю войну дивизия, в которой служил Сенька, ни разу не отводилась

на переформирование. На переднем же крае ее редко сменяли. А если сменяли,

то вовсе не затем, чтобы отводить на отдых, а для переброски на другой,

более тяжелый, хотя часто малозаметный участок фронта.

– - "Непромокаемая, Непросыхаемая!.." Придумают же, черти!
– - завидовал

Сенька солдатскому остроумию, убыстряя и без того бойкий шаг.

Ему встретился еще один красноармеец, помоложе первого. Опытным взором

бывалого солдата Сенька оценил: зелен, из новичков... и ватные брюки

сползают, тонкозадый еще.

Солдат оказался из "хозяйства" Сизова. Они присели на пеньке, завернули

папироски. Ванин нe вытерпел и попросил красноармейца сообщить полное

наименование дивизии, втайне думая о том, не украсилось ли ее название

каким-либо новым орденом или городом.

Но, кроме номера и гвардейского звания, красноармеец ничего больше не

знал о дивизии. И Ванин вдруг почувствовал непреодолимое желание рассказать

ему о боевых заслугах дивизии, как иногда хочется поведать все о своем

большом и умном друге. Он вынул из вещевого мешка карту с пометками взятых

ими населенных пунктов и стал рассказывать о всех походах, в которых

участвовала дивизия, о том, как пришла к ней гвардейская слава, как на ее

знамени засверкали орден Ленина и два ордена Красного Знамени.

– - Вот тебе и Непромокаемая, Непросыхаемая!..-- заключил он, обнимая

одной рукой не понявшего последних слов бойца.

Сенька умолк. Он хотел еще что-то добавить значительное, но не хватило

красноречия. Однако лицо его, ставшее вдруг не по-обычному серьезным,

честное и лукавое солдатское лицо говорило лучше всяких слов. Оно светилось

тем негасимым светом, который исходит только из глубины чистого и горячего