– - Трудно сберечь его, ваше величество! Лейтенант молод, горяч. Рвется

в бой. Ему не терпится скрестить оружие с этими... э... варварами! --

Рупеску, приземистый, краснолицый, хотел и никак не мог склониться перед

королевой -- ему мешал огромный живот, туго перетянутый широким ремнем. От

напрасных усилий генерал побагровел, крупное, мясистое лицо его покрылось

капельками пота.
– - Не могу удержать, ваше величество!

– - Ну, полно, мальчик!
– - Королева устало улыбнулась и вновь поцеловала

молодого офицера.
– - Не обижайтe господина Рупеску. Он так добр к вам!

Генерал в знак полного согласия с последними словами королевы часто и

неуклюже закивал большой круглой головой.

Рупeску и Штенберг провожали королевский поезд до самого Бухареста.

Альберт возвратился в свое имение только через пять дней, в первых

числах марта. Генерал отпустил его из корпуса, чтобы лейтенант смог отдать

необходимые распоряжения управляющим поместьями. Лейтенант начал с того, что

посетил кладбище, где несколько специалистов, вызванных из столицы,

устанавливали памятник на могиле его отца.

С кладбища он вернулся поздно вечером усталый, мрачный. Но уже утром

вышел во двор явно повеселевший. Этому в немалой степени способствовала

весна. Вся усадьба была залита по весеннему щедрым солнцем. В сараях

крестьянских дворов, неистово кудахтали куры. На псарне взвизгивали борзые.

Старый конюх Ион (Альберт вспомнил, что старику этому несколько дней тому

назад исполнилось девяносто лет) чистил скребницей лошадей, нетерпеливо

всхрапывавших и перебиравших ногами. Делал он это не очень расторопно, что

сильно удивило лейтенанта, знавшего Иона как добросовестного работника и

любимца старого боярина. "Что случилось с Ионом? Он даже нe улыбнулся при

виде молодого хозяина,-- подумал офицер с неясной тревогой.
– - Грустит об

отце? Или болен?"

– - Ион, голубчик, что с тобой?
– - спросил Альберт, подходя к конюху.
– -

Ты болен?

– - Нет, мой господин, я здоров.
– - И старик заторопился, с необычайным

для его возраста проворством нырнул под брюхо коня, чтобы, очевидно,

оказаться на противоположной от молодого хозяина стороне.

Лейтенант пожал плечами и быстрым взглядом окинул всю усадьбу с eе

бесчисленными пристройками. Недалеко от него молоденькая работница Василика

кормила гуся. Делала она это престранным образом. Зажав птицу между колен,

Василика силой раскрывала ей клюв и маленькой рукой втискивала в горло гуся

целые пригоршни кукурузы.* Заметив Штенберга, Василика выпустила гуся и

скрылась в домике, где жили дворовые. Птица, оказавшись на свободе, важно

зашагала по усадьбе, гордо неся свою голову. Василика вновь появилась во

дворе и улыбнулась, но улыбнулась нe ему, лейтенанту,-- это сразу понял

Штенберг, -- а каким-то своим, по-видимому, девичьим мечтам. И это молодому

боярину показалось тоже странным, даже подозрительным: раньше при виде его

Василика почтительно кланялась и говорила своим певучим, ласковым голосом:

*Таким образом в Румынии откармливают гусей.

– - Добрый день, мой господин!

Лейтенант вновь оглядел весь двор и нахмурился. Ему показалось, что

дворовые делают все слишком медленно и неаккуратно -- не так, как раньше,

при старом боярине. Альберту ужe хотелось, подражая отцу, крикнуть: "Я вот

вас проучу, бестии!", но его что-то удерживало, он и сам не мог бы сказать,

что именно. Увидев управляющего имением, Штенберг мысленно ужe приготовился

жестоко отругать его, пригрозить увольнением, но вместо этого сказал с

обидной для себя нерешительностью в голосе:

– - Я рад вас видеть, мой дорогой!
– - Лейтенант козырнул и пожал руку

управляющего с какой-то, как ему самому показалось, заискивающей

торопливостью.
– - Не кажется ли вам, что наши люди немного пораспустились в

последнее время? Я бы попросил вас навести порядок в усадьбе.

Чуть приметная усмешка скользнула по тонким губам управляющего.