Неужели немцы что-то замышляют?..

Сейчас правый берег реки выглядел совсем мирно и даже приветливо. Ни

единого движения. Зеленая стена рощи молчаливо стояла на горизонте.

Извилистые овражки сбегали к воде. В одной далекой балочке, если посмотреть

в бинокль, даже паслось несколько пестрых коров-холмогорок.

И этот тихий светлый город, ничем особенно не отличающийся от сотен

подобных ему городов, разбросанных по необъятным просторам великой нашей

земли, с давних времен стоит на правом берегу реки. От него на север и юг

бесконечными цепочками тянутся селения, большие и малые, с типичными

русскими названиями -- Александровка, Крапивка, Безлюдовка, Марьевка,

Ивановка, Петровка -- обыкновенные села, что жмутся друг к другу темными

массивами рощ и садов, а в звонкие и теплые июньские ночи прислушиваются к

милому пению родного курского соловушки.

Тут всего лишь несколько дней назад шли жаркие бои между немцами,

переправившимися через Донец, и советскими полками, спешно переброшенными

сюда из-под Сталинграда, где только что отгремело великое побоище.

Неприятель был отброшен стремительной атакой, и теперь, в раннюю весну 1943

года, Донец, строгий и неприступный, разделял обе стороны -- нашу и

немецкую. Город и села стояли безмолвные, притихшие и, оцепенев, ждали

неотвратимого...

На белгородском участке фронта установилось то привычное для

фронтовиков беспокойное затишье, когда противник хоть и не предпринимает

сильных атак, но докучает частыми ночными вылазками, действиями патрулей,

бомбежками, внезапными и потому особенно коварными артиллерийско-минометными

налетами. Так было в ту пору здесь, у Белгорода, так было, должно быть, и на

тысячах других боевых участков, тянувшихся от Баренцева до Черного моря. Кто

мог подумать в те весенние дни 1943 года, что здесь, у Белгорода, и у этих

безвестных селений, которые значатся разве только на командирских

километровках,-- именно тут через каких-нибудь два с лишним месяца

развернутся грозные и величественные события.

Есть на земле маленький городишко Канны. Он вошел в историю. Но

довелось ли Каннам видеть хотя бы сотую долю того, чему стали скоро

свидетелями Донец, спокойно кативший свои светлые воды, и эти тихие селения,

и этот дрожащий в текучем мареве древний русский город?..

Впрочем, наши солдаты не думали тогда об этом. Пока что все они были

заняты своими будничными фронтовыми делами: и вон те два бойца-пехотинца,

что так заботливо и даже любовно оправляют только что отрытый ими окоп; и

разведчики, друзья Акима Ерофеенко и Якова Уварова, неторопливо облачающиеся

в маскировочные халаты, будто готовясь не к походу в неприятельский тыл, а

на вечернюю прогулку; и связист, тянувший по траншее "нитку" до

наблюдательного пункта командира батареи; и тот сапер, что в ночную пору

ползает по сырой земле, разгребает окоченевшими руками мерзлые комья, ставя

противотанковые мины; и вот этот бывалый пулеметчик, в ушах которого, должно

быть, до сих пор не угомонился шум недавнего сражения,-- он присел у своего

верного "максима", прикрытого плащ-палаткой, и равнодушным взглядом

провожает пролетающие над ним огненные строчки трассирующих пуль -- этого

ничем не удивишь и не испугаешь: пулеметчик видывал не такое; и те, что,

отбив очередную вражескую вылазку, сейчас, сосредоточенно-суровые, хоронят

павших в этом бою товарищей, с которыми искурили нe одну общую самокрутку; и

вон тот пехотный старшина, что при свете коптилки, сделанной из снарядной

гильзы, чумазый и озабоченный, в пятый, кажется, уж раз пересчитывает и

сортирует драгоценные комплекты нового летнего обмундирования, чтобы на

зорьке выдать его бойцам, тем, что в недремлющей тиши окопов бодрствуют у

своего оружия.

Солдаты эти сделали свое большое дело там, у берегов Волги. Если

потребуется, они сделают столь же великое и тут, на берегах Донца,-- все

испытавшие и готовые ко всему...

Яков взглянул на Ерофеенко. Тот продолжал наблюдать.

"А что сейчас делают наши саперы?" -- вдруг с легкой грустью подумал