разведчика? Противопоказано. Ты, наконец, в очках. По их блеску тебя сразу

немцы обнаружат -- для немцев готовенький "язычок". И вот сейчас собираемся

ведь...-- Но Ванин почему-то осекся, не стал говорить о предстоящем.-- Нет,

не выйдет из тебя хорошего разведчика...

– - Видишь ли, Семен,-- спокойно возразил Аким,-- кому что дано

природой, тот тем и располагает. Тебя, например, глаза выручают, ну, а

меня...

– - Голова, скажешь?

– - Допустим. A потом, что ты ко мне привязался? Нашел время для

болтовни. И что, собственно, тебе от меня нужно?

– - Вот опять "собственно"! Когда ты оставишь это глупое интеллигентное

словцо, Аким? Ты бы лучше послушал, что умные люди говорят...

– - Уж не себя ли ты умным-то считаешь?

Но Ванин пропустил это мимо ушей.

– - Я бы вот что посоветовал тебе, Аким. Подавайся-ка в наградной отдел.

Самое подходящее для тебя место -- писарем там работать.

– - Почему, собственно, в наградной? -- удивился Аким, явно

заинтересованный этой новой выдумкой Сеньки.

– - А потому, ученая твоя голова, что наградные листы будешь на меня

заполнять. Писарь из тебя выйдет в самый раз. И почерк у тебя недурной, и в

грамматике ты силен.

Аким улыбнулся. В сущности, ему, как и всем, нравилась Сенькина

болтовня. Как бы там ни было, а он любил этого белобрысого пустозвона. Аким

преотлично понимал Ванина: всякий раз, когда разведчикам предстояло сделать

что-то очень серьезное, связанное с большим риском, Сенька начинал

балагурить. Особенно любил подтрунивать Сенька над Акимом. Пинчук, например,

всегда с удовольствием прислушивался к их перепалке. Сейчас он от души

хохотал, толкая в бок Шахаева, который молча скалил белые зубы и поблескивал

маленькими черными глазками. Иногда, увлекшись, Семен задевал и Пинчука, но

быстро укрощал себя -- подтрунивать над Петром Тарасовичем было неудобно: и

возраст у него уже солидный, да и человек-то он степенный. Сенька знал, что

до войны Пинчук управлял большим колхозом и даже был депутатом районного

Совета.

Почтительное отношение Ванина к Пинчуку Уваров заметил уже в первые

минуты своего знакомства с разведчиками. Балагуря, Сенька нет-нет да и

взглянет мельком на Пинчука -- но осуждает ли тот его. Вот сейчас, заметив,

что Петр перестал смеяться, Сенька приумолк, притих, насторожился и молча

полез на нары -- может быть, ему просто и самому уже надоело молоть языком.

Кто знает...

Яков присматривался к разведчикам. Первые минуты Уваров чувствовал себя

неловко. Молчаливый и угрюмый по своей натуре, Яков с трудом выдавливал

слова. Это не понравилось всем, а Семену в особенности.

– - Так не пойдет!
– - категорически заявил он. В его руках появилась

фляга в сером чехле. Он встряхнул ее. Прислушался: -- Есть! Сейчас ты у меня

заговоришь! Аким, ну-ка открой баночку!

Ерофеенко достал большую банку консервов, долго возился с ней. Ванин

искоса поглядывал на него, злился.

– - Эх, горе ты мое,-- вздохнул он притворно и взял у Акима банку.

Открыл ее быстро, налил в жестяную кружку водки и поднес Уварову. Тот

покачал головой и глухо выдавил:

– - Не пью.

Сокрушенно свистнув, Ванин недружелюбно посмотрел на новичка и сердито

заметил:

– - Ну, сельтерской у нас для тебя нет.

Уваров промолчал. По настоянию Шахаева, он все же рассказал немножко о

себе.

Вспомнил свой колхоз на Курщине, в котором работал трактористом, первое

ранение на фронте, госпиталь, медицинскую сестру, в которую влюбился

ненароком, да так и не признался ей в этом.

– - До войны дела шли не ахти как здорово, но все же неплохо. Мы с отцом

работали, мать дома, по хозяйству, сестренка училась. Последнее время и я

стал учиться на механика, да война помешала.

– - Она всем помешала,-- мрачно пробормотал Ванин.-- Я вот тоже токарем

на шарикоподшипниковом заводе в Саратове работал.

– - Инженером небось думал стать?

– - Конечно, думал. И стал бы им,-- ответил Семен. Потом, после паузы,