нехитрый фронтовой уют -- скрипучий, заигранный и затасканный патефон с

единственной пластинкой: голосом Шаляпина Козловский поет романс "Тишина".

Стрельба -- ленивая, редкая, словно берега притаились и чего-то ждут...

Уже темнело, но Аким продолжал наблюдать.

Яков ждал, когда тот устанет и передаст ему бинокль, но так и не

дождался. Вспомнил первую встречу с разведчиками, свое знакомство с ними и

почему-то улыбнулся.

2

А было это так... Уварова неожиданно откомандировали из саперного

батальона в распоряжение командира разведроты. Все шло, как положено по

уставу: Яков прежде всего представился лейтенанту Марченко, затем им занялся

старшина, и уж только после этого он направился в блиндаж, в котором обитала

небольшая группа разведчиков, выделенная для рейда в тыл неприятельских

войск.

В блиндаже было так накурено, что Яков не сразу различил, кто в нем

находится. Присмотревшись, он увидел пожилого бойца с добродушно-умным

лицом. Потеребив обвислые усы, разведчик стал пробираться к двери, навстречу

Уварову.

"Это, должно быть, и есть сержант Шахаев -- командир группы",-- пытался

отгадать Яков. Но тот, кого он принял за Шахаева, пробормотал:

– - Що ж, будем знакомы. Пинчук!
– - и повернулся к друзьям, лежащим на

земляных нарах.-- Какого ж биса вы лежите? Подойдите до хлопця! Це ж наш

новый разведчик-подрывник. Вместо Вакуленка. Товарищ сержант!..

С нар сполз низкий, коренастый младший командир. Поняв, что это Шахаев,

Яков доложил:

– - Рядовой Уваров. Сапер. Прислан в ваше распоряжение.

– - Сержант Шахаев. Командир группы разведчиков,-- сказал коренастый и

застенчиво улыбнулся. Потом добавил: -- Вот и хорошо, что прибыли.

Знакомьтесь с бойцами.

Третий разведчик, должно быть, самый молодой -- больше двадцати не

дашь,-- белобрысый, с озорными, навыкате светлыми глазами, в трофейной

плащ-палатке, пятнистой, как шкура африканской саламандры, быстро сунул свою

шершавую ладонь в руку Уварова. Затем бросил на него оценивающий взгляд,

словно покупатель, толкнул упругим кулаком в грудь, торжествующе заключив:

"Наш!", оскалил крепкие зубы и, театрально изогнувшись, доложил:

– - Семен Ванин! Лихой разведчик, мастер ночного поиска. Десять раз

ходил за "языком" -- и все безрезультатно. В одиннадцатый -- чуть было свой

не оставил...

– - Не велика была б потеря,-- перебил четвертый, появляясь откуда-то из

темного угла. Высокий и тонкий, он пригнулся, чтобы не задеть потолок своей

головой, поправил очки на длинном с горбинкой носу.

– - Аким Ерофеенко. Будем знакомы. Откуда к нам? Какими судьбами?

Собственно, это я зря спрашиваю...

– - Зря, зря, Акимушка,-- в свою очередь перебил его Ванин.

Но Аким, не слушая его, продолжал:

– - Об этом поговорим потом. Присаживайтесь на нары, будьте как дома.

Ванин стоял рядом, щурился, следя за Акимом. Ему, по-видимому, хотелось

во что бы то ни стало развеселить Ерофеенко. Белые ресницы разведчика часто

мигали. Он что-то быстро соображал. Вдруг его физиономия сделалась

пресерьезной. Он посмотрел в глаза Акима и сказал испуганным голосом:

– - Аким!

– - Ну что тебе, Семен?

– - Очки!..

– - Что очки?
– - встревоженно спросил Аким, хватаясь за переносицу.

– - На носу,-- спокойно объявил Ванин.

Но и это не помогло: Аким не рассмеялся. Что-то беспокоило солдата. Да

и самому Сеньке, если честно признаться, не особенно хотелось сейчас

балагурить: он хорошо знал, чем тревожились сердца его товарищей. То, что

предстояло им сделать, было не совсем обычным даже для них, опытных

разведчиков,-- и это волновало. Может быть, именно поэтому Сеньке и хотелось

развеселить друзей. Во всяком случае, он сделал еще одну попытку.

– - Тебе, Аким, профессия разведчика противопоказана,-- вдруг начал он

убеждать Ерофеенко, употребляя медицинский термин, услышанный им в армейском

госпитале.-- Ну какой из тебя разведчик? Высок, как колодезный журавель,

тебя же за версту видно. Траншею трехметровую нужно. Противопоказано для