подбородок, толком рассказать ничего не может.

Страшно стало Курносову идти к царю. Решил боярин бежать к Меншикову,

просить совета и помощи.

— Помоги, Александр Данилыч, поговори с царем, — просит Курносов.

Долго думал Меншиков, как начать разговор с Петром. Наконец пришел,

говорит:

— Государь, 8l что, если с бояр за бороды брать выкуп? Хоть казне польза

будет.

А денег в казне как раз было мало. Подумал Петр, согласился.

Обрадовался Курносов, побежал, уплатил деньги, получил медную бляху с

надписью: «Деньги взяты». Надел Курносов бляху на шею, словно крест. Кто

остановит, привяжется, почему бороду не остриг, он бороду приподымает и бляху

показывает.

Еще больше теперь загордился Курносов, да зря. Прошел год, явились к

Курносову сборщики налогов, потребовали новой уплаты.

— Как так! — возмутился Курносов. — Деньги мной уже плачены! — и

показывает медную бляху.

— Э, да этой бляхе, — говорят сборщики, — срок кончился. Плати давай за

новую.

Пришлось Курносову опять платить. А через год и еще раз. Призадумался

тогда Курносов, прикинул умом. Выходит, что скоро от всех курносовских богатств

ничего не останется. Только одна борода и будет.

А когда пришли сборщики в третий раз, смотрят — сидит Курносов

свежевыбрит, злыми глазами на сборщиков смотрит.

На следующий день Меншиков рассказал царю про курносовскую бороду. Петр

рассмеялся.

— Так им, дуракам, и нужно, — сказал, — пусть к новым порядкам

привыкают. А насчет денег это ты, Данилыч, умно придумал. С одной курносовской

бороды, поди, мундиров на целую дивизию нашили.

ЧЕМУ МОЛОДЫЕ БОЯРЕ ЗА ГРАНИЦЕЙ УЧИЛИСЬ

Не успели Буйносов и Курносов забыть старые царские обиды, как тут новая.

Приказал Петр собрать пятьдесят самых знатных боярских сынков и послать за

границу учиться. Пришлось Буйносову и Курносову отправлять и своих сыновей.

Поднялся в боярских домах крик, плач. Бегают мамки, суетится дворня, словно

и не проводы, а драка какая.

Расходилась буйносовская экена.

— Единого сына — и бог знает куда, в иноземщину, черту в зубы, немцу в

пасть! Не пущу! — кричит. — Не отдам!

— Цып! — закричал Буйносов на жену. — Государев приказ, дура! В Сибирь

захотела, на дыбу?

И в доме Курносова крику не меньше. И Курносову пришлось закричать на

жену:

— Дура! Плетью обуха не перешибешь, от царя-супостата не уйдешь! Терпи,

старая.

Через год молодые бояре вернулись. Вызвали их к царю определять на

государеву службу.

— Ну, рассказывай, Буйносов, сын боярский, — потребовал Петр, — как тебе

жилось за границей.

— Хорошо, государь, жилось, — отвечает Буйносов. — Народ они ласковый,

дружный, не то что наши мужики — рады другу другу в бороду вцепиться.

— Ну, а чему научился?

— Многому, государь. Вместо «батюшка» — «фатер» говорить научился, вместо

«матушка» — «муттер».

— Ну, а еще чему? — допытывался Петр.

— Кланяться еще, государь, научился и двойным и тройным поклоном,

танцевать научился, в заморские игры играть умею.

— Да, — сказал Петр, — многому тебя научили. Ну, а как тебе за границей

понравилось?

— Ух, как понравилось, государь! Хочу в Посольский приказ: уж больно мне

любо за границей жить.

— Ну, а ты что скажешь? — спросил Петр молодого Курносова.

— Да что сказать, государь... Спрашивай.

— Ладно, — говорит Петр. — А скажи мне, Курносов, сын боярский, что такое

есть фортификация?

— Фортификация, государь, — отвечает Курносов, — есть военная наука,

имеющая целью прикрыть войска от противника. Фортификацию надобно знать каждому

военному начальнику, аки свои пять пальцев.

— Дельно, — говорит Петр. — Дельно. А что такое есть лоция?

— Лоция, государь, — отвечает Курносов, — есть описание моря или реки, с

указанием на оном отмелей и глубин, ветров и течений, всего того, что помехой на

пути корабля может стать. Лоция, государь, первейшее, что надобно знать, берясь

за дела мореходные.

— Дельно, дельно, — опять говорит Петр. — А еще чему научился?