бой русская армия не вступила. Генералы договорились с королем Карлом о почетном

отступлении.

Ночью через Нарову стали наводиться мосты. Затем рота за ротой русские

войска принялись переходить на правый ее берег. Переправу охраняли

Преображенский и Семеновский полки. С барабанным боем, с распущенными знаменами

они последними перешли Нарову.

Весть о поражении русских войск застала Петра в Новгороде. Загнав лошадь,

к царю примчался всадник.

— Что там? — спросил Петр.

— Конфузил, государь! — только и ответил прибывший.

Подошел Меншиков. Узнав о поражении русской армии, побледнел, стал

причитать:

— Что же теперь? Как же оно будет!

— Цыц! — огрызнулся Петр.

— Святая богородица, да за что же ты нас, — не унимался Меншиков.

— Да умолкни ты, дурья башка! — закричал Петр. — От битья железо крепнет,

человек мужает. Радуйся, дурак, науке. Чай, не первый раз со шведами бьемся.

Дел-то посмотри сколько. Малому ли война научила? Эхма, только работай!

Заводы строй, пушки лей, армия, поди, регулярная нужна, офицеры свои, генералы.

Отстала Русь. Страна большая, а порядку мало. Попомни: ученики выучатся и

отблагодарят своих учителей.

«ГОСУДАРЬ, ДОЗВОЛЬ МОЛВИТЬ»

Зима. Мороз. Ветер. По завьюженной дороге несется резной возок.

Подбрасывает седока на ухабах. Разлетается из-под лошадиных копыт белыми лепешками

снег. Петр мчится в Тулу, едет на оружейный завод к Никите Демидову.

Демидова Петр знал давно, еще с той поры, когда Никита был простым

кузнецом. Бывало, приведут дела Петра в Тулу, зайдет он к Демидову, скаэкет.

«Поучи-ка, Демидыч, железному ремеслу».

Наденет Никита фартук, вытащит клещами из горна кусок раскаленного железа.

Стучит Демидов по железу молотком, указывает Петру, куда бить. У Петра в руках

молот. Развернется Петр, по указанному месту — бух! Только искры летят в

стороны.

— Так его, так! — приговаривает Демидов.

А чуть царь оплошает, закричит Никита:

— У, косорукий!

Потом уже скажет:

— Ты, государь, не гневайся. Ремесло — оно крик любит. Тут без крику — что

без рук.

— Ладно уж, — ответит Петр.

И вот царь опять в Туле. «Неспроста, — думает Демидов. — Ой, неспроста царь

пожаловал».

Так и есть.

— Никита Демидович, — говорит Петр, — про Нарву слыхал?

Не знает, что и сказать Демидов. Скажешь еще не так, только прогневаешь

царя. А как же про Нарву не слыхать, когда все кругом шепчутся: мол,

наломали нашему шведы бока.

Молчит Демидов, соображает, что бы ответить.

— Да ты не хитри, не хитри, — говорит Петр.

— Слыхал, — произносит Демидов.

— Вот так-то, — отвечает Петр. — Пушки нужны, Демидыч. Понимаешь,

пушки.

— Как же не понять, государь.

— Да ведь много пушек надобно, — говорит Петр.

— Понятно, Петр Алексеевич. Только заводы-то наши, тульские, хилы. Железа

нет. Леса нет. Слезы, а не заводы.

Петр и Демидов молчат. Петр сидит на резной лавке, смотрит в окно на

заводской двор. Там в рваных армяках и стоптанных лаптях двое мужиков тащат

осиновое бревно.

— Вот оно, наше тульское раздолье, — говорит Демидов. — По бревнышку, по

бревнышку, как нищие побираемся. — А потом наклонился к Петру и заговорил

тихо, вкрадчиво: — Государь, дозволь молвить.

Петр встрепенулся, посмотрел на Демидова, произнес:

— Сказывай.

— Тут ездили мои людишки, — проговорил Демидов, — на Урал. И я, государь,

ездил. Вот где железа! А леса, леса-то — что тебе море-океан, конца-краю не

видно. Вот где, государь, заводы ставить. Оно сразу тебе и пушки, и бомбы, и

ружья, и всякая другая надобность.

— Урал, говоришь? — переспросил Петр.

— Он самый, — ответил Демидов.

— Слыхал про Урал, да ведь далеко, Демидыч, на краю земли. Пока заводы

построишь, ого-го сколько времени пройдет!

— Ничего, государь, ничего, — убежденно заговорил Демидов. — Дороги

проложим, реки есть. Что там даль — желание было бы. А что долго, так, чай, не

один день живем. Глядишь, годка через два и уральский чугун, и уральские