Шрифт:
– Он не пойдет... Я уже предлагал.
– Отказался? Почему?!
– Не знаю... Он вообще парень неразговорчивый.
– Неразговорчивый? Это прекрасное качество. А где он живет?
– Рядом с нами. В соседнем подъезде.
– Ну, если Магомет не идет к горе...
Мандолины не было дома. Но если бы даже он был, все равно в первый момент его бы никто не заметил. Потому что в коридоре разыгралась сцена, которую невозможно было предвидеть.
Абсолютно лысый человек, у которого из-за отсутствия волос щеки, и подбородок, и лоб, и затылок - все сливалось во что-то одинаково круглое, голое и доброе, открыв нам дверь, нервно поправил очки и воскликнул:
– Виктор Макарович?!
А Виктор Макарович поспешно заправил рубашку в штаны и воскликнул:
– Неужели... Димуля?!
Войдя в комнату, Димуля сразу стал что-то смахивать со стола, что-то накрывать, что-то прятать... Но Виктор Макарович не обращал на беспорядок никакого внимания. Он подбежал к стене и впился глазами в фотографию, которая висела на ней.
– Это я!
– сказал Виктор Макарович. И указал пальцем на спину, изображенную на переднем плане. В углу фотографии стояла дата... И хоть прошло, как я быстро высчитал, тридцать лет, спина у Виктора Макаровича была такая же, как и теперь: подвижная, вся устремленная вперед, навстречу хору, который на фотографии пел.
– А это - Дима и Римма!
– сказал Виктор Макарович.
И ткнул пальцем в солистов, стоявших с раскрытыми ртами впереди хора. В одном из них я сразу узнал Димулю.
Черный вихор не делал его лицо менее беззащитным и добрым.
– Дима и Римма... Римма и Дима!
– мечтательно произнес Виктор Макарович.
– Имена рифмовались... И пели дуэтом!
– Она в больнице, - растерянно и грустно сказал Димуля.
– Вот у нас с Володькой тут и творится...
Он продолжал что-то запихивать в ящик, что-то прятать под скатерть.
Виктор Макарович резко повернулся и уставился на Димулю:
– Вы что... поженились?
– Семнадцать лет назад.
– И мне об этом не сообщили? И не зашли ни единого раза?! А ведь были любимчиками! Маргарита Васильевна обвиняла меня в предвзятости: "Нельзя отделять детей от детей! "
– Поэтому мы и стеснялись, - растерянно объяснил Димуля.
– Вы же предсказывали нам музыкальное будущее. А мы ничего этого... не оправдали. Я вообще с десятилеткой остался. А Римма кончила техникум. К тому же торговый... Сейчас Римма в больнице.
– Разве я вас за голоса ваши любил?
– задумчиво произнес Виктор Макарович.
– Дима и Римма... Значит, навсегда срифмовались? Сохранили дуэт! Я очень рад.
Он вдруг встрепенулся:
– Ты сказал, Римма в больнице? А что такое?
– Сердце у нее... Всю жизнь сердце.
– Да, да... Я помню. Она болела ангинами. Я все боялся за ее голос!
– Рожать ей нельзя было. А она родила.
– Мандолину?
– неожиданно спросил я.
Виктор Макарович взглянул на меня с изумлением.
– Это прозвище нашего сына, - объяснил Димуля. И успокоил меня: - Ничего, ничего... Ты его знаешь?
– Его знает весь дом, - сказал я.
– Но не весь дом его любит...
Димуля огорченно развел руками.
– Кто-то сказал: "Человек, который всем нравится, вызывает у меня подозрение!" - успокоил его Виктор Макарович.
– По-моему, неплохой мальчик... Как ты считаешь?
– обратился ко мне Димуля.
– Будущий виртуоз!
– уверенно сказал я.
– И до сих пор мы с ним незнакомы?!
– Виктор Макарович с укором взглянул на Диму и Римму, которые на фотографии пели под его управлением.
– Забыли меня. Совсем, значит, забыли...
Димулины руки прижались к груди.
– Мы?!
– Он обхватил руками свою круглую голову.
– Римма все время приводит вас в пример. И сыну и мне. А я привожу вас в пример ей и сыну.
– Представляю, как ваш сын меня ненавидит!
– Вас?! Да мы воспитываем его "по Виктору Макаровичу". Так Римма недавно сказала.
– И какой результат?
– Учится плохо.
– Вот те на!
– А в остальном я доволен. Добрый... Играет на мандолине. Мы его с младенчества музыке обучаем. Сами, домашними средствами... Ведь вы нам внушили, что музыка - радость, а иногда и спасение.
Виктор Макарович снова обратился к фотографии, висевшей на стене:
– Но почему же не привели его?
– Стыдились... В дневнике - тройка на тройке. С математикой очень не ладит.
– Я с ней тоже не ладил, - сказал Виктор Макарович.
– И я с ней не лажу!
– с гордостью сообщил я.
– Ты, оказывается, нас слушаешь?
– спохватился Виктор Макарович.
– Музыкант - это призвание. Он может, в конце концов, позволить себе... А "объявляла" должен успевать по всем дисциплинам.