Шрифт:
– Триумф!
– сказал я.
Но Дирдом испарился. Он не хотел быть свидетелем нашей победы.
Володька заиграл снова... На "бис" - в первом отделении исполнялись только "Дунайские волны". А Виктору Макаровичу Дирдом ничего не сказал о Мандолине. Ни слова...
"Значит, мы действительно победили!.." - ликовал я.
Но главным в тот день было не это...
Главным было то, что я услышал от Виктора Макаровича, когда мы возвращались домой.
Он очень устал. Останавливался чаще, чем всегда, и дольше, чем всегда, растирал икры ног.
Мы шли и молчали... Потому что все восторги по поводу концерта я успел высказать ему еще в Доме культуры.
Когда мы уже подходили к дому Виктора Макаровича, он вдруг печально сказал:
– Я счастлив.
– Да! Мы сегодня рванули!..
– Не в этом дело. Я слышал, как Димуля звонил в больницу жене. Ее не позвали. Тогда он попросил сестру передать, что Володю вызывали на "бис". Я счастлив...
– Юн помолчал. И добавил: - Но как этот Мандолина похож на Димулю! Когда он первый раз пришел на репетицию, мне показалось, что я помолодел лет на тридцать! Вот сейчае, показалось мне, появится Римма в красном галстуке, встанет рядом - и они запоют!
– Голова такая же круглая, - согласился я.
– Только с волосами и без очков. А Дирдом говорил, что его лицо нам не подходит. Он считает наши дневники нашими лицами!
– Пушкин тоже не мог овладеть математикой, - сказал Виктор Макарович.
– И что же, если бы Пушкин поступал к нам в литературный кружок...
– Дирдом бы его не принял! Потому что его лицо могло бы испортить лицо Дома культуры...
– И мое лицо может испортить. А верней, мои ноги, - с печальной улыбкой сказал Виктор Макарович.
– Поэтому я сегодня дирижировал вашим хором последний раз.
Виктор Макарович умел показывать фокусы и любил розыгрыши... Я посмотрел на него с недоверием.
– Последний раз, - повторил он.
– Как... последний?!
– Был консилиум, - продолжал он.
– Это - грозный совет докторов! И самое страшное, когда он выносит решение единогласно. Неизлечимая болезнь ног...
– Отчего это?
– Говорят, от курения. Но я никогда не курил. Говорят, от неподвижного образа жизни. Но я всю жизнь двигался. А теперь... Долго ходить нельзя, долго стоять нельзя. Дирижировать можно сидя...
– Ну и что же?
– воскликнул я.
– Ну и что же?! Это будет отличать вас от всех остальных. Вы сидите, а они перед вами стоят! Учитель, когда разговаривает с учеником, тоже сидит, а ученик перед ним стоит.
– Но Дирдом считает, что сидячий дирижер пионерского хора - это для его Дома культуры не подойдет. И думаю, в данном случае можно с ним согласиться. Я и так невысок... А если сяду на стул, меня и вовсе не будет видно. Так что приходи теперь ко мне домой... Времени будет много - в шахматишки сыграем.
– Но ведь вы можете выздороветь!
– Добрый мой мальчик...
– сказал Виктор Макарович.
– Ведь есть же какие-то средства?!
– Меньше стоять, не перегружать свои ноги... Перехожу на "сидячие игры". Пора уже: я ведь вошел в пенсионный возраст.
"Вбежал!" - захотелось мне поправить его. Потому что он всегда очень стремительно двигался.
– Как же... теперь?
– спросил я.
– Будете "под управлением" Маргариты Васильевны.
Она вас знает и любит.
– Маргариты Васильевны?! Но ведь она тоже... немолодая.
– Разве это заметно?
– медленно и с удивлением спросил он. Я ничего не ответил.
– Пусть она, как дирижер, проявит себя прямо на следующем отчетном концерте! В присутствии общественности и ваших родителей. Чтоб они были спокойны.
– Через неделю?
– А что же тянуть?
"Нет! Лучше он - сидящий, чем она - стоящая!" - твердо решил я в ту минуту.
Мои родители были потрясены этой новостью не меньше, чем я.
– Он не должен уйти: он же талант!
– тихо воскликнул папа.
– Неужели ничего нельзя придумать?
– сказала мама.
И выпрямилась.
Когда она произносит эту фразу, мы с отцом сразу начинаем верить, что выход найдется. Безвыходных ситуаций мама не признает.
– Я буду думать...
– произнесла она.
– Очень прошу тебя, - сказал я.
– Надо доказать, что без него ваш хор петь не сможет!
– решительно заявила мама.
Эта фраза натолкнула меня на неожиданную и смелую мысль.