Мальчишка (ненамного, всего лет на десять старше Луны), застыв в положенном ярде от решётки, рассматривал его с настороженным интересом.

— Мистер Грейбек, я попросил мисс Лавгуд передать право сегодняшнего свидания с вами мне, — наконец, неожиданно деловито заговорил он. — Завтра, насколько вам известно, полнолуние, и мне хотелось бы… оценить риски.

У Фенрира отлегло от сердца. Вот оно что… А разрешение, видать, на предъявителя.

— Оценивай, — буркнул он и, чувствуя острое разочарование, отвернулся… мяса сегодня не будет.

— Вы… расстроены, мистер Грейбек?

— Конечно, он расстроен! — донеслось с другого конца коридора. — То всё сучка бегала, а тут, нате вам — щенок…

— Заткнись, Долохов! — рыкнул Фенрир, резко шагнув к решётке.

Однако напугать удалось только отшатнувшегося Скамандера; русский ублюдок в ответ лишь расхохотался… Впрочем, и продолжать перебранку не стал.

— М-мистер Грейбек… — вновь подал голос нежеланный посетитель. — Вы… вы сейчас обиделись за Луну?

Фенрир бросил на него сердитый взгляд и вернулся на нары:

— Будешь тупые вопросы задавать, я тебя обижу. Говори, чего надо, и вали. Тебе здесь не рады.

— Вообще-то я хотел спросить вас, как вы сами оцениваете возможность успеха нашего… эксперимента.

Фенрир поморщился. От заумных фраз у него тут же заломило в висках и остро захотелось крови.

— Не сожру я твою Луну, — буркнул он, заваливаясь на тюфяк. — Если в камеру не полезет… — И вдруг вспомнил: — Слушай, профессор… Аконитку нормальную не подсуетишь? А то с тем дерьмом, что здесь дают, я за себя не отвечаю…

— Аконитку? — Как же медленно этот Скамандер соображал! — А… Да. Да, конечно. Подсуе… Вам выдадут завтра под контролем мисс Лавгуд зелье наивысшего качества!

— И то дело, — успокоился Грейбек и улёгся обратно.

Скамандер потоптался ещё пару минут, но ни одного вопроса больше не задал и вскоре вовсе свалил.

А утром, раньше, чем обычно, пришла Лавгуд.

На этот раз она не щёлкала своим высвечивателем и так же, как вчера Скамандер, стояла на положенном по технике безопасности расстоянии. То и дело к камере подходили надзиратели (проверить, всё ли в порядке, принести миску с баландой, выдать пузырёк с зельем) и, смерив её недовольным взглядом, убирались прочь. Она улыбалась им и молчала, рассматривая Грейбека, почти не мигая. Он тоже молчал, не понимая, чего ждать дальше.

— Мисс, до восхода луны пятнадцать минут, вы будете присутствовать? — наконец не выдержал один из надзирателей.

— Да, конечно, — мило улыбнулась она. — Можно мне стул?

Охранник растерянно глянул в сторону входной двери, видимо, спрашивая у товарища, как ему быть, и вряд ли нашёл там поддержку, потому что голос его стал ещё более неуверенным:

— Мисс, мы его… Оборотни должны раздеваться перед обращением, иначе… Робы на них иначе не напасёшься. Вам будет неловко…

— Мне? — искренне не поняла Лавгуд, и Грейбек не сдержал усмешки, похоже, только этим и прояснив для неё, о чём толкует надзиратель. — О… Я не подумала… Мистер Грейбек, я отвернусь, если…

Он насмешливо фыркнул и, отойдя к лежанке, принялся раздеваться.

Она не отвернулась. Напротив, таращилась во все глаза, и взгляд её жёг изрезанную шрамами спину.

Охранник, очевидно, почувствовав себя не в своей тарелке, пробормотал, что принесёт ей стул, и быстро ретировался. Грейбек, привычно сложив робу в изголовье, взял пузырёк с акониткой, опрокинул в себя горькую, но явно качественную на этот раз отраву… и обернулся.

— Что дальше? — прошептал он, и Лавгуд, вздрогнув, вдруг быстро-быстро заморгала.

— Дальше… — она встрепенулась, полезла в сумку, достала какой-то небольшой, но, кажется, очень тяжёлый камень и улыбнулась: — Дальше мы возведём стену. Прозрачную, правда… Но зато глухую и непробиваемую.

Говоря всё это, она положила камень на пол там, где заканчивалась решётка камеры, и как только тот коснулся поверхности, по стенам пробежала упругая дрожь, а на месте артефакта моментально возникла кирпичная кладка, секунду спустя ставшая совершенно прозрачной.

Грейбек подошёл к решётке, просунул руку сквозь прутья и осторожно тронул невидимую преграду. Та отозвалась гулким звоном, а пальцы тут же заледенели.

— Лучше её не трогать. Замёрзнешь, — прошептала Луна, шагнув ближе.

Он посмотрел на неё и громко сглотнул:

— Плохая идея…

— У нас пока нет другого выхода, — невинно улыбнулась она.

А в следующее мгновение его тело свело первой судорогой боли.

Суставы выворачивало, мышцы рвались и срастались вновь, шкура невыносимо зудела, и Фенрир выл от боли и ярости, пока тело его, повинуясь полной луне, превращалось в тело зверя.

Когда всё закончилось, он обнаружил себя валяющимся посреди камеры и всё ещё нервно скребущим когтями древние булыжники пола. Запахи хлынули со всех сторон с силой цунами: сырость, плесень, ржавчина, дерьмо из канализации, старая кровь, въевшаяся в кладку тюремных стен, прелая солома, собственный пот… Вкусный, умопомрачительный запах молоденькой человеческой самки… Он тряхнул головой и поднялся на лапы.