Беседа, которая состоялась в июне месяце пятого индиктиона 6875 года между императором Кантакузином и господином Павлом, который приехал со стороны папы вместе с герцогом Савойским и который некогда был митрополитом Фивейским, но сегодня именуется патриархом Константинопольским.

1. Возвращаясь из Венгрии, император Иоанн V Палеолог в Созополе встречает Амедея Савойского, приехавшего из своей страны. Амедея сопровождает легат Павел; европейцы ставят перед императором вопрос об объединении Церквей. Иоанн V заявляет о том, что он не компетентен в одиночку говорить об унии: он может принять решение только совместно с «императором, своим отцом» – Кантакузином, патриархом и Синодом.

2. В Константинополе Павел официально просит об аудиенции у патриарха Филофея. Последний отказывает легату в аудиенции в присутствии Синода, так как Павел не имеет при себе письменного мандата, составленного папой. Но Филофей извещает, что готов принять Павла частным образом, лично. Герцог и легат задеты формализмом иерарха, и Павел «требует» ответа по поводу воссоединения. Тогда Иоанн V, патриарх и Синод договариваются попросить Кантакузина от их имени вести переговоры с легатом. Бывший император соглашается. В назначенный день Кантакузин дает легату аудиенцию. На ней присутствуют «его сын» Иоанн V, его дочь императрица Елена, их дети, соправитель Андроник Палеолог и деспот Мануил Палеолог, множество гражданских чиновников, его духовник Марк; присутствуют также три епископа – митрополиты Эфесский, Ираклейский и Андрианопольский, а также чиновники патриархата.

3. В предварительной беседе, выдержанной в рамках протокола, легат в ответ на вопрос Кантакузина заявляет, что воссоединение, к которому он стремится, это единство «в соответствии с церковным порядком», достигнутое не «силой и тиранией».

4. Тогда Кантакузин, возблагодарив Бога за благие намерения легата, произносит речь:

«Люди, – говорит он, – отвергают божественный мир; одни ненавидят христиан и покушаются на их материальные и духовные ценности: это неверующие, ученики Магомета; другие зарятся лишь на их [византийцев] материальные блага: это болгары, сербы и подобные им, которые все же при этом исповедуют православие и повинуются Церкви; они хотят разграбить богатства империи и ради этого провоцируют войны; другие, наконец, будучи “единоплеменниками”, на первый взгляд, поддерживают дружеские отношения, но на деле подобны нечестным торговцам: если они могут получить драгоценную вещь по дешевке, то, не колеблясь, прибегают к обману; затем они безмерно радуются совершенной краже, как будто это какое-то доброе дело; из этого рождается конфликт.

5. «Наряду с такими человеческими разногласиями есть и то, что их объединяет. Друзьями могут быть люди из разных стран: так, ты – из Калабрии (Павел был калабрийцем), а я – из Константинополя; иные становятся друзьями, будучи из разных городов; у иных одна родина или даже одна семья; иные же ближе друг другу, нежели кто-либо – как отец с сыном или брат с братом; а жена не только подруга мужу, – они суть едина плоть (Быт. 2:24). И однако ничто из этого не сравнится с духовным единством и с любовью в Церкви. Я сказал бы больше: люди сами по себе, как и каждый человек, личность, не смогли бы воссоединиться сами с собой, стать духовно целостными, Церковью, так как Церковь – это Тело Христово, Глава которого – Христос.

6. «Вот почему тот, кто разделяет Церковь, разделяет само Тело Господа: он отождествляет себя с тем, кто распял Христа, с тем, кто пронзил Его бок копьем. Итак, тот, кто первым разделил Церковь, подобен тому, кто распял Христа; так же и тот, кто может воссоединить Церковь и не делает этого – не лучше: он не сможет, кем бы он ни был, что бы он ни делал, избежать наказания, ибо если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться (2 Тим. 2:5). Воистину, Христос воплотился не только ради того, чтобы спасти многих: даже если бы на земле был всего один человек, Он бы пострадал за него. Итак, если бы я не знал о постыдном расколе, мое наказание было бы смягчено, но, поскольку я точно осознаю преимущества единства и позор раскола, мне не удастся избежать справедливой кары, если только я не сделаю ради единства все, что могу. Итак, я заявляю, что ради воссоединения Церквей готов добровольно пойти на смерть.

7. «И говорить так меня заставляет не только желание видеть Римскую Церковь присоединенной к нашей. Я поистине убежден, что наша Церковь верна учению Христа и апостолов, и я готов десять тысяч раз умереть за это убеждение. Впрочем, вы сами в этом с нами соглашаетесь, при этом утверждая, что ваша точка зрения также справедлива и что она не противоречит нашим мнениям. Вот почему я готов пойти в огонь: чтобы пред лицем Божиим и людей явилась бы обнаженная истина, если только то, что вы говорите, – правда. Ибо мы в это не верим.

8. «Никто ни среди нас, ни в Римской Церкви не желает единства столь сильно, как я. Это желание живет во мне почти с самого моего рождения. И вот что, по моему мнению, помешало этому желанию осуществиться: с самого момента разделения и до сего дня вы никогда не искали единства по-дружески и по-братски, но пытались вести себя как наставники и использовать власть; вы считаете, что ни мы, ни кто-либо не может оспорить или воспротивиться тому, что говорит или скажет папа, так как он – преемник Петра, а значит – Христа, и что все должны принимать его слова как слова Самого Христа.

9. «Знай, о епископ, что воссоединение будет невозможным до тех пор, пока у вас преобладает это мнение. Однако выслушай, ради общего блага, мое мнение: я объясню его на примере из военной жизни. Мы, военачальники, когда хотим занять вражескую страну, советуемся с солдатами, которые находятся на аванпостах, даже если нам известно больше, чем им. Ведь в действительности только они на собственном опыте знают пограничные районы, и мы называем их глазами армии. Так вот, я лучше тебя знаю, как здесь обстоят дела, поэтому прими к сведению мое мнение. Вот оно.