18. Что же касается нашей веры, то я заявляю, что не только одни мы убеждены, что по сей день храним ее неизменной, как приняли от Христа, апостолов и их преемников, но и вы сами то же самое по сию пору свидетельствуете, да и ты сам говоришь, что наши убеждения не противоречат вашим. Если же ты осмелишься сказать, что наша вера и наши слова не содержат истины, справедливости и праведности, пусть разведут огонь и давай войдем в него!

На вопрос Павла относительно того, когда будет огонь, император сказал:

– Я не поднимусь со стула до тех пор, пока не разожгут огонь.

Некоторое время Павел, возможно, считал, что эти слова сказаны императором не всерьез, и потому соглашался. Когда же он понял, что это не пустые и напрасные слова, но реальное дело, он сразу начал отказываться, говоря: «Я жить, а не умереть хочу». Император сказал:

– То же самое хочу и я, но я абсолютно уверен, что при Божьем содействии в пользу православного учения я не только не сгорю, но окажу вам помощь. Потому-то я и осмеливаюсь войти в огонь. Ты же, похоже, сомневаешься в своей вере и потому боишься смерти.

19. Павел некоторое время помолчал, затем император спросил его:

– Что же ты думаешь по поводу сказанного мной?

Тот ответил:

– Правду говорю, не обманываю: все это хорошо, истинно и справедливо. Остается только тебе встретиться с папой. И если это случится, много произойдет добра.

Император:

– Я полагаю, что безумен человек, который, желая перейти реку, простодушно влез в воду, не изучив предварительно выхода из нее. Я говорю это в качестве примера к твоему ответу. Ведь то же самое, что ты сейчас говоришь и утверждаешь, говорит папа; потому, если, как ты сказал, одобришь мои слова и совет – то, что мы исследуем, решено; если же нет, то и прибыв к папе, я услышу от него то же самое, что и от тебя сейчас, и то же самое, что говорю тебе, скажу ему и я, и, значит, мое прибытие к нему было бы напрасным.

20. Павел:

– Вы, императоры, усевшись на вершине императорской власти, не соглашаетесь посетить папу. Потому-то ты и не хочешь отправиться к нему.

Император:

– Прежние, бывшие до меня императоры справедливо и не без причины, я полагаю, – и притом основательно полагаю, – не прибывали к нему. Но говорить здесь об этом пространней я отказываюсь, чтобы мы, забыв дело, не занялись посторонним. Я же ради единства Церкви не то что на лошадях или на корабле – пешком отправился бы к нему, будь он даже на самом краю света. Всякий, кто прибывает к нему, целует его ногу. Для меня это весьма удивительно. Но ради, повторяю, объединения Церкви я бы не только его ногу поцеловал, но и его лошади, и даже пыль под ее ногами.

21. Павел:

– Если ты согласишься с моими словами и отправишься к папе, чтобы исполнить его волю, поскольку она справедлива и хороша, то папа даст тебе не только средства для защиты границ и иных целей, но и перстень, который он носит. Если же нет – знай: великая и грозная сила придет и обрушится на вас, так что вы испытаете огромные бедствия.

22. Император, слегка усмехнувшись, сказал ему:

– Союз предполагает нечто большее, чем перстень. Допустим, папа даст вместе с перстнем и свою мантию и – ничего больше. Этим он исполнит твое обещание, нам же от этого не будет никакой пользы.

Но я это сказал шутя. Серьезно же говорю, что если догматы, которых придерживается папа и вы, окажутся правильными и истинными, то мы сами по себе примем их – без какой бы то ни было помощи и даров. Если же нет, то ни огонь, ни меч, ни сабля не заставят нас отступить от истинных и правильных догматов, ибо нам сказано: Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10:28), а также: Никто не может похитить овец моих из руки Отца моего (ср.: Ин. 10:29).

Так что овец, находящихся у Христа в руке, никто не сможет похитить, хотя бы и убивал тело десять тысяч раз.

23. Когда же Павел сказал: «Христиан, живущих среди нечестивых, я ставлю наравне с этими самыми нечестивыми, поскольку они терпят, слыша, как каждый день поносится имя Христово», император ответил ему:

– Я не только не считаю их всех, как ты говоришь, нечестивыми, но думаю, что многие из них лучше и благочестивей многих из живущих в здешних краях: ведь те, оказавшись в плену и в руках у нечестивых за известные Богу грехи и не имея даже возможности оттуда уйти, тем не менее тщательнее этих блюдут свою святыню и веру.

А из здешних некоторые туда перебегают, некоторые же, не имея возможности это сделать легко, пребывают здесь против своей воли. Потому я и сказал, что тамошних христиан я считаю православными, а этих – нечестивыми. Судьбу же их ведает праведный судия – Бог! А что плененные христиане, слыша имя Божие поносимым, ничуть не терпят ущерба, ясно следует из того, что победоносные исповедники и святые мученики, находясь среди нечестивых идолопоклонников, будучи христианами и слыша хулу в адрес Бога, не терпели ущерба. Но первые умирали естественной смертью, без мученичества, и отходили, с тем чтобы дать отчет в своих делах; другие же в решающий момент сами отдавали себя на мученическую смерть, с тем чтобы ее посредством приобрести вечные и неувядающие венки.