Сквозь неоспоримые доказательства, уверенность родных и собственное понимание реальности Рафаэль отказывался верить в случившееся. Пусть весь мир в один голос твердит ему "Кадзэ - мертв", он не верил, потому что видел его сны и слышал его ушами звуки падающих вокруг листьев. "Не верю". Раф отвернулся от могильного камня, спрятанного в глухом закутке парка, и пошел прочь. "Не верю".
====== Мертв ======
Духота.
Она снилась Рафу которую ночь подряд, изводя до безумия и требуя вырваться из логова прочь, чтобы дышать.
Дышать воздухом, а не спертой болью, не вкусом крови и зябкого липкого пота, не желчью и пустотой… не одиночеством…
Хоть днем, хоть в туннелях канализации, но поймать сквозняк и пытаться надышаться им до головной боли и сведенных челюстей.
Мучительная, слепая, черная духота, в которой ему не было страшно, но было до неровных дерганных ударов сердца больно внутри.
И в то же время спокойно, словно он уже прожил все самое хорошее в жизни, узнал это и большего не желал и не ждал…
Духота была похожа на смерть, как о ней принято думать, если бы не полнилась таким количеством звуков и запахов…
– Твою мать… – Раф сел в гамаке, жадно дыша, как рыба, выброшенная на берег, и прижал руку к груди, стараясь успокоить бешеный ритм сердца. – Твою мать, а…
Рядом шевельнулся Кодама, потревоженный его резким движением, и приподнял голову, протирая сонные глаза.
– Дядя Раф, что?..
– Ничего, – тот выбрался из гамака и взял с тумбочки банку с колой, опустошив ее несколькими глотками. – Спи. Нормально все… Я скоро приду.
Он постоял минуту, а потом вышел, направившись в додзе.
Эта духота сводила его с ума.
Она пахла сперва просмолёнными свежими досками и опилками. А еще металлом, сваркой и жаждой пополам с густой запекшейся кровью.
Потом в нее ворвались звуки моря, крик чаек, удары волн в борт корабля, голоса людей и яростный шторм…
И это были именно запахи и звуки внутри духоты.
Все сны стали черными, словно ослепли враз.
А сегодня в эту духоту ударил свет, заставивший резко вскинуться от острой режущей вспышки, и сразу, к огромному счастью, проснуться.
Думать не хотелось, что было бы за ней, если только первое мгновение обожгло так остро.
Огромный белый свет, взрезавший мозг, как скальпелем, осколками боли и новыми звуками, среди которых был один смутно знакомый женский голос.
– Да что же это?..
Раф ударил грушу, выплескивая мучительное тянущее внутри непонимание, и уперся в нее лицом.
– Раф, – у стены сидел Лео, которого он и не заметил, ворвавшись сюда, как ураган. – Что с тобой происходит? Кодама сказал, что ты часто просыпаешься в последнее время.
Выдохнув пару раз, Раф отлепился от груши и, плюхнувшись рядом с братом, уперся лбом в колени.
Ему не хотелось беспокоить Лео своими идиотскими снами, тем более что всю жизнь он насмешничал над старшим и его загонами по тонким мирам.
– Ой, приснилось! – Рафаэль с коротким смешком обнимает дрожащего брата и накрывает одеялом. – Ой, не могу! Ну ты, блин, даешь! Подумаешь, это же просто сон.
Маленький, но серьезный Лео начинает крутиться, укладываясь удобнее.
– Сны всегда несут нам какой-то смысл, – шепчет он, всматриваясь в темноту. – Раф, мне снова Высота снилась. Она сказала, что победить ее я не смогу никогда, но Учитель говорит, что надо сражаться со страхами. Я взял его посох во сне и ударил ее, она разбилась, как зеркало, а я прошел по мосту сквозь нее…
– Ага, мечты-мечты, – Раф укладывается обратно в кровать, засовывая руки под подушку. – Не загоняйся, бро, подумаешь – высоты боишься. Фигня это, я вот, если хочешь знать, боюсь личинок мух.
Лео улыбается ему и закрывает глаза.
А наутро он полез на ржавые трубы под самый потолок их логова, трясясь, как осиновый лист, но упрямо прошел за братьями следом по узкой перекладине, чего раньше никогда сделать не мог.
Сны Лео всегда несли какой-то смысл.
Он умел их разгадывать и понимать, даже находить в них предупреждения и подсказки.
Но это Лео. У него все особенное.
А сны Рафа никогда ничего не приносили, да и снились ему крайне редко, и еще реже он их запоминал.
– Что случилось? – старший брат почти невесомо погладил его по плечу. – Что тебя мучает? Я же вижу.
Он ждал слов о Кадзэ.
О своем погибшем клоне, которого Раф так любил и потерял.
Рано или поздно, как бы брат ни прятал все это внутри, оно должно было выплеснуться наружу и освободить его от безысходной боли и пустых уже обреченных надежд.