Шрифт:
Непрошеные слезы снова тяжело капают с ресниц, растапливая снег под ногами.
– - У меня совсем денег нет.
– виновато опускаю голову.
– - Ну-ну. Не плачьте. Я одолжу вам.
Я недоверчиво вскидываю взгляд.
– - Хотя, знаете, лучше не так. Уже поздно. Поедем ко мне, тут недалеко, переночуете. А завтра утром съездите домой за вещами, купите билет или что там ещё захотите делать. Меня, кстати, Егор зовут.
– - Эля.
– - острожно киваю я, -- а ваши... родные не будут против?
Что ты несёшь, дура? Отказывайся. Ты же его первый раз видишь. Мало ли, что за маньяк тут сам по ночам разъезжает? Ну и что, что выглядит добрым. Куда тебе в людях разбираться, если даже мужа за восемь лет не рассмотрела.
– - Я сам живу, -- усмехается он.
– - А Линда совсем не против, правда?
– - и собака, будто соглашаясь, радостно виляет хвостиком.
– - Вы ей сразу понравились.
Он встает, и я тоже пытаюсь подняться. Ох и высокий мужик, думаю, задирая голову вверх. То ли от холода, то ли от стресса, у меня начинает кружиться голова, и я, не удержавшись, оступаюсь, и падаю назад. Мужчина машинально подхватывает меня за локоть. Перед глазами темнеет, и я слышу, как кровь шумит в ушах.
Вцепляюсь в крепкую мужскую руку, и, в последней попытке оправдать свою беспечность, поднимаю умоляющий взгляд к его лицу. И тихо, почти жалобно шепчу:
– - Не обидишь?
– - Не бойся. Не обижу.
– - уверенно отвечает он, и ведёт меня к машине.
Усаживает на переднее сиденье, острожно пристегивает, и даже зачем-то укрывает своей курткой. А-а, похоже меня сильно трясёт от холода, да и руки как ледышки. Почувствовал, наверное, когда вцепилась.
Урчит двигатель, и мы трогаемся. Гудит печка, и руки начинают больно оттаивать. И от этого приятного обволакивающего тепла меня вдруг начинает резко клонить в сон. Как хорошо было бы забыться хоть ненадолго...
– - Далеко еще?
– - шепчу с закрывающимися глазами.
– - Минут пятнадцать, -- поправляет на мне куртку.
– - Просто я не в поселке живу.
– - Спасибо...
– - бормочу я и уплываю в тревожный сон под мерное покачивание салона.
Просыпаюсь, когда уже, по-видимому, совсем поздно. Лежу на широкой кровати в огромной комнате с несколькими окнами, за которыми чернеет ночь. Слабый свет бра надо мной освещает незнакомую обстановку -- повсюду дерево, мебели почти нет, только шкаф и кровать с тумбой. На стенах висят головы и чучела разных лесных животных. Долго не могу сообразить, где же я, потом вспоминаю.
Пронзительная боль снова когтями впивается в сердце. Откидывая одеяло, чтобы встать, я задеваю какую-то фигурку на прикроватной тумбочке. Она с громким стуком катится по лакированному деревянному полу, и тормозит на пушистом коричневом коврике. С удивлением обнаруживаю у себя на ногах чудовищно огромные вязаные шерстяные носки.
Через несколько секунд тихо скрипит дверь, и в проеме появляется голова Егора.
– - Простите, если разбудила.
– - я прочищаю горло (ох и першит, все-таки промёрзла), и смущенно тереблю кончик одеяла, не зная, что говорить дальше.
– - Ничего.
– - он зевает, и трёт широкой ладонью ёжик коротких темных волос на затылке.
– - И давай на ты.
– - Ладно, -- пытаюсь улыбнуться помягче. Подозреваю, получается грустное зрелище.
– - Я и не спал особо.
– - и добавил чуть тише.
– - Ты кричала и плакала во сне.
– - О-о, извините... извини, пожалуйста.
– - я опускаю голову, и, чтобы не смотреть ему в лицо, рассматриваю полосатую тельняшку и широкие чёрные штаны.
– - Спасибо большое, что возишься со мной. Даже не знаю, как и чем отблагодарить тебя.
– - бояться я его почему-то перестала, и поэтому без задней мысли произнесла такую двусмысленную фразу.
– - Не помню, как здесь оказалась. Заснула?
– - Да!
– - усмехается Егор.
– - Крепко. Замёрзла сильно. Разбудить не смог. Не заболела?
Я краснею:
– - Прости, пожалуйста. Думаю, здорова, только горло немного...
– - Да перестань ты уже извиняться! Разное в жизни бывает.
– - уголок его рта поднимается в полуулыбке.
Неслышно ступая, он поднимает с пола фигурку, и садится на противоположный угол кровати.
– - Песчаная змейка, - протягивает мне.
– - Вырезал, когда служил еще.
– - Красиво получилось, -- верчу в руках искусно вырезанную до мельчайших деталей безделушку.
– - Так расскажешь, что у тебя стряслось?
– - Егор вопросительно поднимает брови.
Ну зачем, зачем он напомнил? Грудь сдавливает, и у меня вырывается судорожного вдох. Первая слеза капает на одеяло. А вот... почему бы и нет?! Возьму и расскажу. Говорят, полегчает, когда с кем-то поделишься.
– - Расскажу -- улыбаюсь сквозь слезы, -- если чаю горячего заваришь. Горло всё-таки болит.
– - Пошли на кухню. Уже почти утро.
– он ожесточенно чешет бороду и выходит.
Я встаю, и, шлепая спадающими носками, топаю за ним.