Шрифт:
— Да не могли мы вводить эту программу с детства, не могли! Внимание общественности, не нужное нам, подозрительные программы, которые рано или поздно проверили бы…
— Я говорил — давайте похитим, подстроим несчастный случай!
— Они же дети… и тоже имеют право на детство. Они не виноваты в том, что родились такими!
— Эти дети только что заставили меня так просраться, что я вовек не забуду. И это только двое! ИЗ, БЛЯДЬ, ВОСЬМИДЕСЯТИ, ПОТЕРЯНЫХ ВАМИ, НОСОВ!!! ЭТИ, СУКА, ДЕТИ, ВАМ ЕЩЕ ПОКАЖУТ ЧТО-НИБУДЬ ТАКОЕ НЕЗАБЫВАЕМОЕ!!!
— Мы сделали их такими, не забыл?
— И что? У них был потенциал. Не было бы его — не вышло бы ни хера. Такие дары природа редко преподносит. А потому глупо было бы ими не воспользоваться. Они просто были созданы для этой операции.
— Ты о живых людях сейчас говоришь!
— Да, о людях, а я и не спорю. А людей надо использовать, если они предназначены для этого. И вообще, а как же «солдаты будущего», «те, кто приведет нас к победе»… твои «любимые» слова?
— Закрой рот! И неси инфу!
— Не-е-е, я в отпуске, забыл?
— Та-а-а-ак… тут с тобой хочет генеральный поговорить…
— Он что — все слышал?
— Да.
— Какой же ты гавнюк! — процедил сквозь зубы Шейн, но Барри этого уже не слышал, ибо на экране было новое лицо.
— Шейн!
— Здорово, шеф.
— Ты заставляешь меня нервничать, Шейн!
— Да мне по фиг, я в отпуске.
— Ты сейчас не в отпуске, а на грани увольнения!
— Да? И запросто могу через нее перейти. Вы же знаете меня, шеф! Только учтите, если мы расходимся, я с вами инфой не делюсь.
— А кому она нужна кроме нас, Шейн?
— Кто знает… дошел слух до меня, что этими детками интересовался кто-то из верхушки власти на Земле. Да и эсторинги, что-то намекали…
— Сколько?
— А вы торгаш, шеф! А я вот отдыхать больше люблю, чем торговаться. И отпуск для меня — святое. Ну, вы и сами знаете…
— Еще месяц отпуска за наш счет, оплачиваемая поездка на любой курорт и десять тысяч на сувениры.
— С вами исключительно приятно иметь дело, шеф.
— Через пятнадцать минут с Барри в моем кабинете.
Коммутатор потух.
— Есть, шеф! — прошептал Шейн, отсалютовав темному экрану, повернулся и громко сказал, обращаясь в зал: — Вот так вот, дурачье! А вы тут сидите, лясы точите, да просыраете святое дело нашей компании…
— Не свисти, Шейн, — кинул ему через стойку бармен. — В том, что у ребятишек шарики за ролики заезжать начали, эти двое не виноваты.
— Это никого не оправдывает. Ладно, подрастут, подучатся, и быстрее соображать начнут. Все мы с чего-то начинаем. Я тоже когда-то многого не понимал.
— Плохо вы с ребятами поступаете, — со злостью процедил сквозь зубы бармен. — Не нужно было сементарисы использовать. Не правильно это. Ведь если они все вспомнят, они вам не простят! Они нам всем не простят!
Шейн повернул голову в его сторону, окинул бармена уничижающим взглядом и сказал:
— Ой-ой, без сопливых разберемся! Ладно, всем счастливо оставаться.
Шейн демонстративно откланялся и вышел из бара. Уже за дверью он натолкнулся на кого-то и буркнул на ходу:
— Прошу прощения.
— Ничего-ничего, — незнакомец оказался женщиной с довольно приятным голосом, — а я как раз вас разыскивала.
— Меня? — Шейн от удивления даже остановился. — А зачем?
— Дело есть к вам.
— Дамочка, а давайте через часик, — он окинул ее взглядом. Женщина оказалась еще и довольно симпатичной. — Если вам очень нужно, я вернусь… к такой как вы, сложно не вернуться. Просто у меня сейчас дело одно есть…
— Дела подождут.
Шейн вздохнул. По ее голосу стало понятно, что она не расположена к разговору с ним в вальяжном тоне и уж тем более у нее планах не было завтра с утра проснуться с ним в одной постели. Но что-то ей было от него нужно.
— Ну, ладно, говорите.
— Не беспокойтесь, это не займет много времени.
Мир вокруг стал тускнеть. Шейн заметил это и расхохотался, а когда успокоился, сказал:
— Да что ж это такое! Откуда вы все беретесь, такие ушлые? Вы хоть знаете, с кем связались?
— Знаю, — коротко ответила незнакомка.
— И что же вы обо мне знаете?
— Достаточно было бы и того, что вижу, но знаю все-таки немногим более.
— А ведь внешность может быть обманчива…
— Золотые слова. Еще парочку таких и я даже немного пожалею, что мне приходится это делать.