Остальное времяпровождение я скрашиваю тоннами кофе, спичками меж веками, чтобы глаза не слипались, ссорами с мамой и тренировками танцев. Мать, которая вместе с папой пару дней назад вернулась домой, не упускает возможности поспорить со мной о каких-то мелочах и вечно говорит, что от такого количества выпитого кофе меня скоро вынесут вперёд ногами от сердечной недостаточности — хотя в этом случае я даже не спорила с ней, но иначе я не смогу преодолеть желание уснуть.

— Лин, немедленно спускайся вниз, — крик мамы, наверное, можно услышать на любом конце мира, что уж говорить о втором этаже.

— Только вспомнила о ней, как сразу отозвалась, — я, бурчала себе под нос и слезая со стула, размяла шею с телом, получив в ответ на эти движения лёгкий хруст суставов. — Точно ведьма, как отец и говорил.

Проходя мимо зеркала, я немного скривилась своему отражению — какой-то призрак из фильмов больше походил на меня, чем молодая студентка: опухшее лицо и глаза, синяки под ними тоже никуда не деваются, да и с чего бы. Отвернувшись всё с таким же недовольным лицом, я прошла мимо и зашла на кухню, где мама складывала на поднос сладости и булочки к чаю.

— На, возьми, — закончив, она резко сунула его мне в руки, что я чуть не разлила чай, стоявший там в чайничке. — Отнеси это своему неблагодарному отцу в кабинет.

О, ну началось. Всегда всё начинается с подобных фраз: «Конечно, ведь отца ты любишь больше»; «Ну и пожалуйста, пусть теперь он будет тебе и матерью тоже»; «А вот твой неблагодарный отец…», — в общем, около сорока пяти, может, сорока восьми процентов наших ссор начинаются из-за отца, и одному Богу известно, почему ей так хочется вечно мусолить эту тему.

— Чем он опять тебе не угодил? — я так-то могла и промолчать, но поверьте, она бы и без моей помощи продолжила бы этот разговор.

— А что, по-твоему, он мне недостаточно гадостей сделал? Ах, ну конечно, ты ведь всегда его защищаешь. Зачем уже мать нужна, всегда ору и трогаю тебя без причин, а он весь такой хороший, добрый, никогда голос на тебя не повышал, — она не кричала, а скорее причитала умеренным голосом, а я лишь стояла столбом и рассматривала свои любимые голубые шторы с белыми рюшами. — Неплохо вы оба устроились. Он сидит целыми днями в своём кабинете, пока дома, а потом вообще уходит куда-то и не появляется несколько часов — работает он, значит. Ты тоже молодец, запираешься у себя в комнате или в библиотеке, а больше ничего и не делаешь, нет бы сходила погуляла с Тэхёном или матери помогла по дому. Совсем не хочешь идти мне навстречу, хоть бы раз сделала так, как я прошу!

А вот это наглядный пример слов, после которых терпение пропадает и у меня — всегда забываю уходить вовремя, дожидаясь основной гневной тирады, однако сейчас, кажется, самое время ретироваться.

Я, сведя челюсти и играя желваками, молча разворачиваюсь к выходу из кухни и пытаюсь унять нарастающую злость, хотя для меня это всегда было сложно.

«Сейчас главное, чтобы она молчала. Молчала и дала мне уйти…»

— Тебе и сказать мне нечего, да? — вот же неугомонная женщина, Господь.

— Да что же это такое, а? — я развернулась наполовину, заглядывая ей в глаза и силясь не выронить поднос, в который я уже уцепилась пальцами до посинения. — Ты постоянно мне твердишь, что для тебя важно, чтобы я с тобой не огрызалась. Однако каждый раз, каждый чёртов раз, ты готова чуть ли не до порога за мной бежать, чтобы подливать масло в огонь и добиться от меня каких-то грубых слов. В чём упрёк вообще, мам? Отец работает? Вау! Да как он может? Фу, просто верх эгоизма и наглости!

Я пыталась говорить спокойно, хотя внутри уже всё дрожало, подогреваемое злостью — плохой режим сна и некоторая вспыльчивость, преследующая меня в последние дни, не улучшали эффекта.

— Я заперлась в своей комнате? По-твоему, быть может, я там рассматриваю потолок и по ночам смотрю сериалы, закусывая попкорном? Нет, мам, я учусь, чтобы закончить этот тупой университет, в который ты и отец меня заслали, словно в колонию, даже не спросив, хочу ли этого я! — не дожидаясь ответа, я вышла из кухни, злостно сверкнув на неё глазами в последний раз и сильно ударив дверь ногой, чтобы она открылась, а мама молча отвернулась и продолжила копошиться за плитой.

Каждый раз после таких инцидентов, когда злость немного попускает, я начинаю жалеть о сказанном, в частности из-за того, что чувствую себя виноватой, ведь всё-таки она моя мать. В основном, конечно, из-за того, что не смогла сдержать себя, хотя уже давно пытаюсь решать всё более-менее спокойно и без лишних грубых слов.

Кабинет отца находится на первом этаже в самой последней комнате, окна которой выходят на задний двор, где расположен мой любимый сад со статуями греческих богов и где летом мы заливаем бассейн. Я всегда считала, что было бы круто, будь это моя комната, ведь вид неимоверно шикарен, и я бы любовалась этим всем вечно. Тем более прямо из этого кабинета наружу ведёт дверь-окно, точно, как в моей комнате, только вот я живу с другой стороны и на втором этаже, откуда вряд ли можно выйти на лужайку, не разбив себе голову.