Завалишин затрагивает здесь два вопроса. С одной стороны, он указывает на имевшее место соглашение, суть которого сводилась к применению тактики частичного «запирательства», отрицания обвиняющих показаний, а также ограничения в раскрытии обвиняющей других лиц информации. Подобное соглашение заключали между собой группы привлеченных к следствию, связанных дружескими или служебными отношениями. Одним из главных условий этого соглашения являлся, по словам мемуариста, запрет на вовлечение в расследование «новых» лиц, еще не известных следствию. Но расширение репертуара имен по сравнению с первоначальными списками, составленными на основе материалов доносов и первых допросов, говорит с несомненностью о том, что такого рода соглашений придерживалась не все подследственные.

С другой стороны, мемуарист свидетельствует о присущем многим обвиняемым стремлении избежать наказания, нежелании «выдать самого себя». Оно выражалось, прежде всего, в сокрытии наиболее обвиняющей информации. Сколько было лиц, стремившихся избежать ответственности с помощью полного отрицания уличающих свидетельств, помимо Грибоедова, мемуарист умалчивает. Очевидно, дело не ограничилось только Грибоедовым. В своих воспоминаниях Д. И. Завалишин утверждал, что по итогам следствия в силу многих причин «спасены были и многие другие члены, даже такие, которые были замешаны и посильнее, чем Грибоедов» [321] .

Итак, учитывая фиксируемое в источниках стремление части подследственных укрыть от внимания следователей малозатронутых и необнаруженных лиц, ограничить репертуар имен уже известными участниками, можно уверенно считать, что следствию не удалось получить полную информацию о персональном составе тайных обществ. Кроме того, в условиях следствия имели место попытки умолчать о собственной причастности к делам тайного общества, скрыть присутствие в декабристской конспирации лиц, обнаружение которых могло повлечь за собой дополнительные обвинения. Подследственные старались скрыть подлинную степень участия в тайном обществе или заговоре, некоторые обстоятельства своих конкретных планов, связанных с еще не привлеченными к следствию лицами. Многое осталось вне пределов внимания следователей или получило неполную или искаженную трактовку в документах следствия, многое по тем или иным причинам осталось без ясного и четкого ответа. Это и понятно – ведь в условиях процесса по делу о «государственных преступлениях» обвиняемые и подозреваемые были заинтересованы в укрытии обстоятельств, которые служили к их обвинению.

На основании сказанного правомерно предположить, что некоторым из привлеченных к следствию удалось доказать свою невиновность, свою непричастность к тайному обществу, попасть в число оправданных. Это предположение выводит исследователя на более общие вопросы – о линии защиты подследственных, о степени откровенности декабристов на следственном процессе, о характере и методике работы расследования, не получившие в целом однозначного ответа в историографии. Задача историка – на основании достоверных свидетельств авторитетных источников попытаться реконструировать факты, связанные с деятельностью тайных обществ, оставшиеся по тем или иным причинам вне выявленной на следствии картины или значительно трансформированные им.

В этой связи главным методом работы становится оценка и «проверка» доказательной базы обвиняющих показаний, которые не подтвердились в ходе следствия; необходимы критическая проверка их достоверности и оценка авторитетности, сопоставление их с другими показаниями, в том числе оправдательного характера.

В исследовательской литературе сложилось представление о примененных значительной частью подследственных различного рода методах и приемах защиты, включавших, в том числе, полное «запирательство», сокрытие наиболее «криминальной» обвиняющей информации, осторожные признания («полупризнание»), подтверждение только уже известной следствию информации, снижение обвинительного значения предъявленных показаний и т. д. Оно выражается в конкретном выводе о сокрытии арестованными некоторых наиболее опасных с точки зрения обвинения сведений [322] .

Однако, при общей констатации этих выводов и наблюдений, факта более или менее эффективного и последовательного применения значительной частью арестованных тактики защиты, в декабристской историографии остается достаточно распространенной точка зрения о полной откровенности подследственных. Эта точка зрения, нуждающаяся в постоянном обосновании, ввиду столь редко встречающегося феномена, влечет за собой, помимо прочего, представление о том, что информация из следственных показаний в главной своей основе заслуживает безусловного доверия, заключенные в ней данные можно воспринимать «напрямую», как полностью объективные. В научной традиции установилось безусловное доверие к показаниям, данным на процессе, и, что еще более важно, к выводам и обобщениям обвинительной информации, принадлежащим следователям, – не исключая рассматриваемого вопроса о персональном составе декабристского движения. Наглядным отражением этого доверия служит вывод одного из современных исследователей декабризма В. А. Федорова, который отмечает: «…никому не удалось скрыться от бдительного ока правительства», за исключением тех, кто «краткое время состоял в Союзе благоденствия и вскоре прекратил с ним всякие связи» [323] .

Согласно этому подходу, членство в тайном обществе в конечном счете должно быть прямо зафиксировано в материалах следствия. В «Алфавите» Боровкова указано множество лиц, против которых имелись показания о принадлежности к декабристскому обществу, не нашедшие подтверждения в ходе процессе. В рамках приведенной точки зрения их нельзя признать декабристами. Группа сумевших доказать свою невиновность остается при таком подходе вне пределов внимания исследователей.

Другой подход к следственным показаниям – как к источнику, требующему критической работы, содержащему далеко не полную информацию, причем часть сведений в нем затенена, – хотя и сформулирован в научной традиции, но до сих пор не получил распространения в исследовательской практике. Тот факт, что на следствии многое оказалось скрытым, принимается во внимание достаточно избирательно. На практике оба подхода нередко сочетались у одного исследователя, поочередно выходя на первый план в соответствии с исследовательскими задачами (примером такого сочетания служат работы М. В. Нечкиной).

Однако вопрос о невыявленных на следствии лицах, участниках декабристских союзов, которым удалось доказать свою невиновность и оправдаться, не ставился и не рассматривался в рамках отдельного исследования. Одной из главных причин являлся установившийся взгляд на «откровенность» подследственных. Никто из историков не рассматривал специально случаи оправдания обвиняемых – когда было вынесено оправдательное решение, несмотря на прозвучавшие в их адрес показания о принадлежности к тайным обществам.