– Мне кажется, что вокруг него белый туман. Это что, Иржи?

– Это зародыш светлой магии, Фаркаш.

– Значит, Вы - маг, господин Иржи?
– неожиданно легко поверил охранник.

– Такой же, как и ты. Новорожденный и мало что умеющий.

– Ух ты! А кто нас будет учить?

– Если мы выживем, посмотрим.

– Мы же постараемся, правда, Иржи?

– Пойдем, взглянем на нашу красотку Юдифь. Что-то я не слышу ее сопения!
– художник надел кроссовки.

– А Вы ее любите?

– А ты?
– взглянул на охранника Иржи, шнуруя обувь.

– Мне она нравится. Красивая и добрая.

– Это верно.
– Иржи открыл дверь. На диване никого не было.

– Твою ж мать! Недомаги чертовы! Не уследили!
– Выругался Иржи, сканируя пространство.
– Здесь никого не было, она ушла сама, причем, босиком.

И точно, рядом с диваном валялись ее туфли.

Выскочив за дверь, Иржи растопырил руки. След Юдифи, переплетаясь с другим женским следом, шел в торец древней кладки и там пропадал.

Глава четырнадцатая. Обряд.

– Господин Иржи!
– Спросил спокойно Фаркаш.
– Вы знаете, где ее искать?

– Не знаю, Йожеф, но догадываюсь. Есть в нашем роду легенды...
– Иржи снова зашел в номер, дождался, пока туда зайдет охранник, запер дверь и повесил защитный полог, работающий на обе стороны, причем, с четким приказом не пропускать никого и никуда. То же самое он проделал со стенами и окнами.

– Идем. Думаю, нас уже ждут.
– Художник зашел в ванную комнату и проколол палец клинком. Когда выступила капля крови, он привычно мазнул ей по зеркалу, а потом просто дунул на палец. Ранка на глазах затянулась, а зеркало пропало, обнажая черный зев хода.

– Это что?
– шепотом поинтересовался охранник.

– Это - вневременье. Замок, которого нет, Йожеф.
– Иржи покатал на руке огонек и подбросил его к потолку:

– Освещай!
– И стал спускаться по ступеням вниз.

Остановившись на нижней площадке, он толкнул левую дверь, которая в прошлый раз была плотно закрыта. Теперь же она, с легким скрипом, свободно провернулась на огромных петлях, приглашая зайти в зал.

Иржи скатал еще пару огоньков и бросил их вперед. А потом вытащил из ножен кинжал. Фаркаш последовал его примеру. Три маленьких, но ярких огонька дружно разлетелись по старинному и пустому помещению. Огонь в его груди внезапно распрямился и ярко вспыхнул, зрительно меняя проявленное видимое пространство на проклятый мир.

– Смотри сердцем, Фаркаш!
– Иржи своим огнем коснулся белого тумана, зародившегося в напарнике, стараясь растянуть его по всему телу. Подпитываемый оранжевым пламенем, он охотно потянулся, набирая плотность и разрастаясь вширь и длину. И скоро на кончиках пальцев охранника тоже заплясало белое пламя.

– Теперь видишь?
– Иржи ткнул клинком в ледяную темь подвала.
– Чувствуешь?

– Ох!
– бывалый солдат даже отступил на шаг.
– Такого не может быть!

– В этом мире может. Смотри вон там, у дальней стены!

Художник спокойно пересек незримую черту, отделяющую обиталище мертвых от башенных ступеней.

– Идем, не бойся, это все уже случилось когда-то.

На трех из четырех стен подвала и даже по потолку вились древесные корни. В них запутавшимися тряпками висели усохшие людские мумии, пронзенные темными побегами. Где-то кожа сползла, словно сморщенный бумажный лист, обнажая яркую в этом темном склепе белизну костей. Кости валялись и под стенами. Под ногами что-то хрустело. Ровно посередине каждой кладки, в самой гуще ветвившихся корней, были подвешены в форме звезды трое людей, вернее, то, что от них осталось. Одежды, даже истлевшей, в отличие от остальных, на них не было. Но кости скелета сохраняли до сих пор следы чудовищных издевательств в виде распоротой грудной клетки и свисавших вниз ребер.

– Боже!
– Фаркаш, шедший следом, начал креститься.

– Вот это, - Иржи показал рукой на центральные фигуры, - мои замечательные, но проклятые предки. Юори Саминьш, Иштван Саминьш и Имре Кареш, которого хотели спрятать от уготованной участи, но не смогли. А вон, видишь, у пустой стены, выделенной мне, на камне, лежит Юдифь. Пойдем, взглянем. Эвангелина, детка, ты не возражаешь?

На сером камне стен тут же вспыхнул черно-красный огонь, и, словно из воздуха, перед ними появилась обнаженная Эва Балог. Красные губы ярко горели на бледном лице с небольшими морщинами, в синих глазах плескалась налитая до краев чернота.