Шрифт:
Певица шоколадными глазами посмотрела на художника.
– Он теперь не может умереть. Обреченный на вечные муки, он висит на стене, а вместо живого человеческого сердца - огромный пульсирующий рубин! И старая, сморщенная старуха греет о его жар свои руки, постепенно превращаясь в молодую девушку...
– Ужас какой!
– не выдержал охранник Игнац.
– Когда на войне стреляют, то течет кровь, и человек умирает. Но то война!
Он потер большой рукой лоб и щеку, на которых были едва заметные следы от осколочного ранения.
– А кровавые сказки...- Он передернул плечами.
– Каждому свое.
– Мило улыбнулся сразу обоим собеседникам Измирский и задумался. Что-то такое ему сегодня днем снилось... Но он не придал этому большого значения, списав на ночные алкогольные пары.
– Спасибо!
– Женщина сложила салфетку.
– Мне пора на сцену.
Иржи вежливо встал и отодвинул ее стул.
– Мы же увидимся, не правда ли?
– Она, чуть ли не умоляя, заглянула художнику в глаза.
– Обязательно.
– Показал он ровные зубки.
– Мы с другом, - Иржи кивнул в сторону охранника, - обязательно завтра придем на Ваше выступление, госпожа Эстер! Мы здесь, в отеле, на какое-то время непременно задержимся!
Певица с досадой посмотрела на все слышавшего и, покрасневшего от двусмысленности сказанного, амбала.
А Иржи, провожая даму, дружески пожал ей ручку.
"На какие жертвы ради брата приходится идти".
– подумал он и добавил: "Несомненно, девушка и мила, и талантлива, но - не в моем вкусе. Надо хотя бы дней десять прожить паинькой. Скандал уляжется, и Бернат сам прилетит за мной, не вынеся долгой разлуки".
Бросив салфетку на стол, он спросил у охранника:
– Что, Игнац, наелся? Напился?
И когда тот утвердительно кивнул, ехидно продолжил:
– Тогда пойдем спать. Время позднее и нам пора баиньки.
Произнесенная фраза была достаточно громкой для того, чтобы ее услышали за двумя-тремя столиками рядом. Игнац снова покраснел, а новая сплетня понеслась по залу и беспроводной связи. "Через час, наверняка, достигнет ушей брата. Ох, влетит мне опять!" - пряча улыбку, думал Иржи, пробираясь между столиками на выход.
Пока художник доставал карту и открывал ею дверь, охранник с невозмутимым и неподкупным видом опустился на стул.
– Брось!
– Иржи стало жалко серьезного и, в-общем, побитого жизнью парня. И он распахнул дверь.
– Заходи. В гостиной есть удобный диванчик, поспишь на нем.
А потом нагнулся, чтобы стены с ушами ничего случайно не подслушали, и сказал:
– Торжественно клянусь не посягать на твою честь!
У Игнаца стало малиновым не только лицо, но и кончики ушей.
– Иди, дуралей, тебе завтра работать. А брату я ничего не скажу.
Охранник сгорбился, стрельнул по сторонам глазами и быстро зашел в номер Иржи. Закрытая дверь щелкнула замком, а стул на всю ночь остался сиротливо стоять в гордом одиночестве, неся за двоих бессонную вахту.
Глава вторая. Непонятные странности .
Проснулся Иржи на рассвете. В незашторенное окно робко заглядывал нежно-розовый рассвет. Вчерашний тоскливый дождь, наконец, перестал лить безнадежные слезы, и природа с облегчением потянулась навстречу животворным солнечным лучам.
Художник легко встал с кровати, чувствуя необыкновенный прилив сил. Подойдя к окну, он распахнул створки, и холодный весенний воздух сразу обжег его обнаженные плечи. Закутавшись в одеяло, он засмотрелся на рассвет. Сколько необычайно чистых тонов меняется за доли секунды! Небо, темно-синее по краю, стало зеленеть, тут же окрашивая края уходящих туч в желто-салатовые оттенки. А там, за деревьями, пробивая розоватую пелену, уже рвались вверх яркие оранжевые лучи, выделяя черные верхушки спящих деревьев и серый туман между ними. Чем выше встает солнце, тем чаще и настойчивей пронырливый свет трогает горячими пальцами ватную пелену, и она отступает в испуге, утягивая свои мутные щупальца между стволами в дальние и пока не осушенные болота, оставляя на сине-зеленой траве искристые капельки росы.
Иржи поставил локти на подоконник и опустил голову вниз. Там, по сумеречной тропе, причудливо извивающейся в цветущем кустарнике вдоль дома, уходила прочь худенькая фигурка девушки с серебряными волосами и в цветном платье.
– Эй!
– тихонько окликнул он.
– Подожди!
Девушка на миг оглянулась, помахала ему рукой и скрылась в полосе тумана.
Молодой человек отклеился от окна и посмотрел на часы. Было пять утра. В комнате стало очень холодно. Он закрыл рамы и посмотрел на настенный термометр. Там было всего плюс восемь.
Иржи помотал головой. "Не может быть, чтобы она мне просто привиделась, словно оптическая иллюзия. Но молодая девушка, гуляющая по сырой земле в легких туфлях и тонком шелковом платье при почти нулевой температуре - это полнейшая чушь. Надо походить среди постояльцев. Может, ее тоже, кроме меня, кто-то видел? И неплохо бы еще раз поговорить с певицей". Молодой человек сел на кровать и зевнул. Все-таки еще очень рано. Обычно в городе в эти часы он только ложится спать. Но раз проснулся, надо пользоваться моментом. И художественная сторона натуры все-таки пересилила в нем гуляку и раздолбая.