Я с опаской взял одно печенье, надкусил ее… На вкус оказалась жуткая гадость. Как можно настолько испоганить стандартное тесто? Это же загадка века. Феноменальные способности, не иначе. Обыкновенный человек из обыкновенных продуктов такое дерьмо сворганить не в состоянии!

И все же героически проглотив кусочек, я выудил из печенья клочок бумаги, развернул его и пробежался взглядом по тексту. «ТЫ СДОХНЕШЬ МЕДЛЕННОЙ И МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТЬЮ!» — вещало предсказание.

— Мило… — оценил я шутку юмора. — Но не правдоподобно, — начал я было критиковать подругу, когда почувствовал, как в животе моем зарождается атомная война. Причем с гонкой вооружения и сплошным геноцидом!

Ни Мифи, ни преподаватель не удивились и не стали меня останавливать, когда я вскочил со своего места и стартанул прямиком в туалет. Никого из класса такая реакция на стряпню Мифи с моей стороны не удивила.

Вот она! Мучительная и ужасная! Та самая смерть! Она уже приближается. Я чувствую.

====== Четвертый круг Ада: 29. Кем были, кем стали... ======

Две маски, два страха, две жизни, два шага и одна судьба...

Тебя не устраивает этот мир? Хочешь его изменить?

Не проще ли просто посмотреть на него другими глазами?

Попробовать ощутить его иначе?

Поменять угол своего зрения?

Ты не Бог, и не в силах перевернуть мир вверх тормашками по одному только своему желанию, как бы ни старался…

Зато ты можешь изменить ракурс, под которым будешь на этот мир смотреть…

Ведь их так много, точек зрения, так зачем зацикливаться на одной-единственной?

Изменится ли что-нибудь? Мир? А может ты сам?

Очухайся, неизменное неизменно…

Ты просто станешь чуточку счастливее…

Ты ведь способен на подобное? Или на это твоей гениальности уже не хватает?

Мальчик сидел на мягком диване в пустой комнате, в полумраке, не обращая внимания на тонкие полоски солнечного света, что пробивались сквозь плотные темно-синие шторы. И размышлял. Размышлял о многом: о жизни, о смерти, о себе, о мире, о счастье и о том, что все это – чушь собачья.

«Что такое жизнь? Это легкие? Сердце? Мозг? Их обобщенное функционирование? Это и есть та самая бесценная жизнь?» — думал он, смотря на левую ладонь, прощупывая пульс на запястье, ощущая, как бьется его сердце. По какому принципу? По какому закону? И как все это появилось?

«Не понимаю…»

«Тогда что же такое смерть? Это легкие? Сердце? Мозг? Больше не функционирующие? Холодный кусок мяса?» — продолжал он, сжимая маленький кулачок до тех пор, пока кровь не отхлынула от костяшек, отчего они побелели.

Мальчик сидел на мягком диване, практически утопая в ворохе мягких подушек, бесцельно блуждая взглядом по пустой холодной безжизненной квартире. И размышлял. Размышлял долго... Он обдумывал то, что не пришло бы в голову любому нормальному ребенку. Дети его возраста просто не интересовались столь глобальными вопросами, предпочитая проводить время за разноплановыми играми.

Именно. Они дышат. Играют. Живут. Но он был способен лишь наблюдать за ними. Как отверженный, он часто слонялся по детским площадкам, исподтишка наблюдал за сверстниками, но подойти каждый раз не хватало духу. А так хотелось все изменить. Забыться, отбросить лишние мысли и просто порисовать на асфальте, сыграть в прятки или даже в догонялки, заливаясь смехом и не заморачиваясь на окружающем мире. Он так хотел улыбаться.

Разве это так сложно?

А разве так легко?

Всего лишь подойти к одноклассникам и попроситься сыграть с ними в какую-нибудь игру.

Всего лишь...

Так много.

Так трудно.

Невыносимо!

Мальчик сидел на мягком диване, задыхаясь от слез жалости к себе, тихо скуля, завидуя, презирая окружающих. И размышлял. А в руках у него вертелся плоский диск, заменяющий пульт. И пусть телевизор можно было включить всего лишь голосовой командой. Все это не важно. Не ощутимо. А он хотел чувствовать хотя бы холодную гладь пульта. Он просто щелкал каналы, останавливаясь на каждом не более чем на пару секунд. Мелькала реклама, сериалы, телешоу, мультики. Но все это было безумно скучным.

“Вам твердят, что нужно измениться? Но вы все еще пытаетесь подстроить окружающий вас мир под себя? О не...”

Очередная вырванная из контекста фраза оборвалась переключением на новый канал. Мальчик застыл. Задумался над услышанными словами и переключил обратно. В левом верхнем углу кружился шарик с большой буквой «П» – эмблема, по которой мальчик понял, что никогда этот канал не смотрел и даже не подозревал о его существовании. Но это было и не важно. Он просто слушал немолодого седовласого мужчину с повязкой на левом глазу, что сидел в мягком кресле, посасывал старую трубку и почему-то казался знакомым, уютным, словно был ему, чуть ли не дедом. И в глазах старика плескалась мудрость, которой хотел бы когда-нибудь обладать и мальчик.