Шрифт:
— Когда это было?
Умда отвел глаза.
— Когда я был молодым.
Марк задумчиво посмотрел на рисунок ковра, на котором он сидел, и провел рукой по вспотевшему затылку.
— Известно вам имя Рамсгейт?
— Нет.
— Значит, поблизости нет больше запретных мест?
— Нет.
— И вы разрешили бы играть своим внукам везде, где они захотят.
— Да.
— Вы оказали нам большую услугу, хагг, и я вам очень благодарен. Один из моих людей доставит сегодня вечером к вашему дому три бутылки кока-колы.
Мгновенно настроение старика переменилось. Его лицо просветлело, и он засиял, как восходящее солнышко.
— Доктор Дэвисон, вы смущаете меня своим великодушием!
Жена умды, воспользовавшись возникшей в разговоре паузой — вздумай она прервать мужскую беседу, получила бы хорошую взбучку, — наклонилась к мужу и что-то прошептала ему на ухо. Весьма довольный, умда приподнял свои белые густые брови и объявил:
— Мать Ахмеда просит вас принять участие в празднике, который мы устраиваем сегодня вечером.
— Что за праздник, хагг?
— Обрезание дочки Хамдиса.
Холстид дотронулся до плеча Марка:
— О чем идет речь?
Когда Марк перевел ему, сидящая позади мужа Алексис Холстид удивленно воскликнула:
— Обрезание дочки?
Марку пришлось повернуться, чтобы ответить ей:
— По местному обычаю обрезание делают не только мальчикам, но и девочкам.
— Но что же они могут обрезать у девочек?
— Они удаляют им клитор.
Она испуганно подняла свои тонкие брови, а Марк снова повернулся к хозяину дома.
— Вы оказали нам большую честь, хагг, но мы совершили долгое путешествие и хотели бы отдохнуть в лагере. Скажите матери Ахмеда, что мы тронуты ее гостеприимством и нам бесконечно тяжело отказаться от ее радушного приглашения.
Умда снисходительно кивнул.
Когда были сказаны необходимые слова вежливости, все встали и хорошенько потянулись. Жасмина, которая во время всего приема сидела неподвижно, как статуя, вдруг совершила нечто неожиданное. Она подошла к умде, бросилась перед ним на колени и дотронулась пальцами правой руки до груди, губ и лба. Когда она снова поднялась, Марк посмотрел на нее удивленно, тем более что умда ответил на ее преклонение доброжелательной улыбкой и, казалось, нисколько не был удивлен. Наконец умда тоже поднялся, и собравшиеся начали медленно расходиться. Марк остался стоять на месте, растирая себе затекшую спину и скользя взглядом по маленькой площади. Он высматривал грека, но тот исчез.
ГЛАВА 7
Пока три «лендровера», оставив позади заходящее солнце, мчались по ухабистой равнине, поднимая клубы песка и пыли, члены экспедиции рассеянно смотрели на руины древнего города, раскинувшиеся справа и слева от них.
Перед ними простиралась равнина, настолько пустынная и одинокая, что душа готова была кричать от отчаяния. Они смотрели на груды камней, единственное, что осталось от некогда роскошного города Эхнатона, и пытались создать в своем воображении из разрушенных стен и песчаных дюн картины богатых белых дворцов и окаймленных деревьями аллей. Но это было нелегко.
Чем дальше удалялись они от Нила и плодородных полей, тем отчетливее вырисовывались перед ними отвесные склоны известковых гор. Скалы представляли собой древние отвалы голой горной породы, которые походили на уменьшенную копию Большого Каньона — доисторический ландшафт, разрушенный до геологических слоев. Когда вдали показались палатки лагеря, Марк вытер со лба пот и подумал: «Кажется, время здесь остановилось.»
Когда машины наконец остановились, все подождали, пока уляжется пыль. Сквозь облако пыли они увидели, что переехали Королевское Вади, а потом обогнули каменное предгорье, которое врезалось в равнину на южном берегу сухого русла. У подножия предгорья в лучах вечернего солнца можно было различить множество стен высотой около метра, которые напоминали лабиринт. Это были остатки поселения, именуемого на языке египтологов «рабочим поселком», который представлял собой небольшую колонию, где во времена фараонов в стороне от города жили рабочие, строившие гробницу, и их семьи. Все говорило о том, что во многих помещениях снова живут люди. Нанятые Абдулой рабочие предпочли разбить свой временный лагерь, чтобы сэкономить на ежедневной дороге из отдаленных деревень.
На другой стороне предгорья было расставлено по кругу семь просторных белых палаток. Они расположились у подножия отвесной скалы, которая защищала их от ветра, а в первой половине дня и от солнца. Генераторы гудели под временным навесом, откуда ко всем палаткам был протянут кабель. На расстоянии тридцати метров от лагеря находились две душевые кабины и два туалета.
Было самое жаркое время суток. Путешественники вяло вылезли из «лендроверов», отряхнули пыль с одежды и недоверчиво осмотрели лагерь. Рон, самый энергичный из всех, тут же схватился за свою камеру. Он бегал туда-сюда и делал снимки всех членов экспедиции, чтобы запечатлеть настроение при вступлении в лагерь.
Абдула начал резким голосом отдавать приказы двум феллахам, поспешившим на помощь из рабочего поселка. Из лагеря можно было увидеть их свернутые постели и костер среди руин. Марк обошел лагерь, внимательно все осмотрел и проверил, как все подготовлено.
Остальных участников экспедиции развели по палаткам. Четыре палатки были предназначены для жилья: Холстиды в одной, Рон и Марк в другой, Хасим и Абдула в третьей, а в последней Жасмина Шукри со своим медицинским оборудованием. Пятая палатка должна была служить Рону фотолабораторией, шестая была отведена для работы, в ней находились инструменты для раскопок, измерений и лабораторного анализа, а седьмая, самая большая, должна была стать общей комнатой, в первую очередь для совместных трапез.