Шрифт:
Хасим ель-Шейхли не спеша, аккуратно распаковал свои вещи, достал туалетные принадлежности и расставил их на столике в идеальном порядке. Он строго контролировал свои движения, так как не хотел, чтобы его волнение привело к небрежности. Хасим придавал очень большое значение своей аккуратности и рассчитывал на то, что мужчина, с которым он будет делить палатку, имеет такое же представление о порядке. Хасим надеялся, что это будет именно так. Абдула Рагеб своей внешностью и поведением производил впечатление вполне порядочного человека и благодаря находчивости и трудолюбию пользовался у всех большим уважением. Хасим был поражен, когда узнал при назначении на должность, что будет работать вместе с необыкновенным и всеми уважаемым Абдулой Рагебом.
Вообще, об участии в такой экспедиции Хасим, который уже давно горел желанием сделать что-нибудь значительное, мог только мечтать. Это было похоже на выигрыш в лотерею. Все его коллеги уже давно мечтали о подобной возможности самоутвердиться. Но тот факт, что его дядя занимает высокий пост в министерстве, сыграл свою роль. Для Хасима ель-Шейхли, который только два года назад закончил колледж и с тех пор почти без дела сидел в своем бюро, эта экспедиция могла означать счастливый поворот судьбы. Если американцы сделают свое сенсационное открытие, на которое они явно рассчитывают, — хотя лишь одному Аллаху известно, что могло сохраниться в этой безлюдной пустыне, — Хасим может получить желанное повышение.
Хасим покачал головой и продолжил распаковывать вещи. Он мог бы поклясться, что в какой-то момент в палатке, кроме него; находился кто-то еще.
Рон сделал достаточно фотографий того, что он обозначил как «первоначальный беспорядок», и теперь страстно желал осмотреть свою «фотолабораторию». Поэтому он направился к палатке, которая должна была служить ему рабочим помещением. Хотя с Нила дул вечерний бриз и светлая материя палатки отражала солнечные лучи, внутри была невыносимая жара. Рон постоял у входа, пока глаза не привыкли к темноте, и затем осмотрелся.
Невероятно, но Абдула устроил все до мельчайших подробностей именно так, как Рон и просил. Он даже позаботился о том, чтобы палатка была разделена на «сырое» и «сухое» помещения. Прямо перед ним у противоположной стены палатки стоял деревянный рабочий стол. Под ним находились аккуратно поставленные друг на друга ящики, которые он сам упаковал и послал из Лос-Анджелеса. Над столом висели три патрона с ввинченными электрическими лампочками. Рон опустился на колени и проверил по написанным на ящиках номерам, все ли на месте. К его огромной радости, все они прибыли в целости и сохранности.
Он сразу же принялся открывать ящики по порядку их значимости. Прежде всего он достал тяжелый ящик с номером 101, на котором жирными красными буквами было написано: Осторожно! Стекло! Не кантовать! Взломав перочинным ножом верхние рейки, он обеими руками выгреб упаковочный наполнитель. Этот ящик имел для него совершенно особое значение.
Рон облегченно вздохнул и радостно улыбнулся. Он запустил руку в ящик, вытащил оттуда четырехлитровую бутылку кьянти и нежно погладил ее.
Алексис Холстид стояла руки в боки, критически осматривая свое жилище. Кровати с сатиновыми простынями и пуховыми одеялами были поставлены как можно дальше друг от друга. У каждой из них стоял туалетный столик из темного дерева, инкрустированный слоновой костью. Между кроватями была протянута вязаная занавеска, которую Абдула прикрепил к каркасу палатки. Эта занавеска, которая сейчас была отодвинута и связана у стены, будет в дальнейшем служить границей, разделяющей палатку на две маленькие комнаты.
Не обращая ни малейшего внимания на своего мужа, который рылся в чемодане, набитом одеждой для бега и обувью фирмы «Адидас», Алексис отметила приятные мелочи и предметы роскоши, которыми Абдула дополнил интерьер.
Эмалированные керамические кувшины и тазики стояли на тумбочках, на которых были приготовлены стопки накрахмаленных полотенец, мыльницы и большое количество гладких полотенец для ванны. Над каждой кроватью висела изящная медная лампа, выключатель от которой находился на тумбочке рядом. Стены были украшены фотографиями цветов и закатов. Каждому был отведен собственный маленький электрический вентилятор. На полу был расстелен ковер.
Когда один из феллахов поставил последний чемодан у ее кровати, Алексис развернулась и опустила полог палатки. Теперь внутри палатки был полумрак, только слабый вечерний свет пробивался сквозь занавешенные тюлем окна. Она включила свет над кроватью, развязала занавеску у стены и задернула ее на всю длину кровати. Когда она, освещаемая медной лампой, наклонилась над своим чемоданом, из-за занавески внезапно послышался голос ее мужа:
— Что ты говоришь, Алексис?
— Что?
— Что ты сказала, Алексис?
— Я вообще ничего не говорила.
Он появился, раздетый до пояса, у края занавески.
— Ты что-то сказала, но я не расслышал.
— Сенфорд, я не проронила ни звука с тех пор, как мы сидели в этой отвратительной деревне! Если ты хочешь заняться джоггингом, поторопись. Солнце скоро зайдет.
Он быстро исчез за занавеской:
— Я готов поклясться…
До краев наполнив бумажный стакан, Рон осторожно положил бутылку обратно в ящик и снова задвинул его под стол. Он знал, что должен экономно обращаться с вином, так как раздобыть еще будет невозможно.