Вот такой вот простой вопрос задал мужчина, внимательно глядя на нас. А у меня от него мороз по коже пошел. Я как будто окаменела.

– Пять лет, - ответил Игнат, сложив руки на груди, и присев на подоконник.

– Пять лет?
– ахнула мама, прикрыв рот ладонью. Её глаза округлились. Это был едва ли не ужас.

– Да, пять лет, - спокойно подтвердил брат.
– Пять лет назад я пришел к Нике в спальню с небратскими намерениями и, вопреки её несогласию, перевел наши отношения на другой уровень. Так что осуждать и винить стоит только меня.

– О Боже, - мама как-то странно побледнела.
– Вероникочка, он что, тебя...
– она не договорила, но я и так поняла, что она хотела спросить.

– Нет, мама, что ты! Игнат мне никогда не причинял боль и не подвергал насилию, - поспешила я её утешить, и защитить брата. Все же это была правда, как бы горько мне не было это признавать.

Но, кажется, утешить у меня несильно получилось. Потому что родительница как-то затравленно смотрела на своего сына.

– Если он тебя не принуждал, но ты была против, как так получилось?
– поставил правильный вопрос папа.

– Самопожертвование, - фыркнул Игнат.
– Ника боялась сделать мне больно отказом, - в его голосе мелькнула злость.

– С тобой я позже поговорю, - серьезно посмотрел на него папа. И вновь перевел взгляд на меня.
– Ника?

– Он прав, - просто тихо сказала я, вцепившись взглядом в столешницу.

– Никочка, доченька, что же ты ничего нам не сказала?
– мама быстро подсела ко мне и обняла. Я от неожиданности напряглась. Да и непривычно это было. Столько лет совсем не близких отношений... А тут, когда я ждала, что родители и вовсе отвернутся от меня, они вдруг наоборот встали на мою сторону... Сделав во всем виноватым Игната.

Впрочем, так оно и было.

– Я...- мне нечего было ответить на её вопрос. Я не была готова откровенничать. Я не была готова во всем признаться. Я не была готова говорить правду. Я не была готова вновь стать дочерью.

Я не была готова к любви, беспокойству и тревоге, вместо ожидаемой бури, взрыва, скандала...

– Я, пожалуй, пойду, - тихо проговорила, и, вывернувшись из объятий мамы, быстро вскочила и стремительно покинула кухню.

– Ника, - лишь и успела окликнуть меня она, прежде, чем я скрылась за поворотом. Скрылась... и остановилась, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза. В душе царил полный беспорядок. Грудь сдавило, было сложно дышать.

– Игнат, - послышался голос отца.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что к Нике мы тебя больше не подпустим.

– И всего-то?
– хмыкнул тот.

– А тебе мало?
– в голосе послышалась сталь.

– Я бы понял, если бы Ника была просто какой-то чужой дочерью, которая временно у нас живет... Но она же ваша родная дочь. А я ваш родной сын. Не знаю, какая должна быть реакция у родителей в такой ситуации, - брат вновь хмыкнул, - но ваша реакция какая-то странная в любом случае. Вы ничего не хотите сказать?

Игнат, сам того не зная, совсем меня загрузил, подкинув новую пищу для размышлений. Он был прав. Их реакция была какой-то... не такой.

– Не умничай, Игнат. Ты совратил сестру. Это самый настоящий инцест. Ты это понимаешь?

Я невольно отметила, что мама ни разу за вечер ничего не сказала сыну. Почему?

– Осуждаешь? Осуждай. А я её люблю. И отказываться от неё не собираюсь. Если вам больше нечего мне сказать, то я, пожалуй, пойду, - я, было, дернулась, но тут же вновь замерла.

– Не смей, - проговорила мама каким-то срывающимся голосом.
– Слышишь? Не смей.

– Почему, мам? Ника меня тоже любит. Но также, как и вы, не хочет принимать этих отношений.

– Она твоя сестра!

– София, милая, успокойся, - кажется, отец принялся успокаивать свою супругу.
– Игнат, послушай мать. Не трогай сестру. Иначе ты потеряешь и её, и нас.

– Отлично. А меня потерять вы не боитесь?
– кажется, брат что-то стукнул, так как послышался удар. А после торопливые шаги.