А ведь тревожатся, не понимают - и кто бы на их месте спокойным был? Юи и вовсе едва сдерживается, сидит будто на паре ежей - вот-вот и побежит разбираться с охранниками, кто там у них заболел. Такое вранье, почти в глаза, одно означает - дело плохо.

Никогда не объяснял слугам своих дел и замыслов - разве что Ариму порой, и то, если иначе никак. Незачем это. Но сейчас они не только слуги, в какой-то мере соратники.

– Вы придумали план, но не знаете ведь, что кроется за всем этим. И я не знаю, - говорил тихо-тихо, чужой из-за двери ничего не услышит.
– Если меня хотят всего лишь задержать, может быть что угодно. Даже этот клятый свадебный договор. Если бросить тень на мою репутацию, вам не угрожает ничего, напротив - будут сдувать пылинки и вернут в целости и сохранности, а вот мне ваш план лишь повредит. Но если меня и впрямь решили убить, то и вы проживете недолго, и мне никто не позволит добраться до дома. Здешние земли всем нам чужие, да еще по зиме. Смысл тогда в таком вот побеге?

Вспомнил - присыпанные снегом холмы, и всадники несутся навстречу, и со стрелой в глазу падает человек в меховой шапке... И по лицу Ариму читал - верный слуга о том же думает.

– Наш долг - служить вам и Хинаи, - раздалось сразу несколько голосов. Кэраи покачал головой:

– А мой долг - заботиться о своих людях. Особенно на чужбине и когда их так мало.

– Но оставаясь тут, вы по-любому проигрываете. Военной помощи нам не окажут...

– Видимо, нет, хотя этот молодой Ошу небезнадежен.

Кэраи вновь обратил внимание на младшего, Юи. Парень сидел, нахмурившись, и обводил глазами своих земляков.

Ощутив взгляд, тот слегка покраснел, приоткрыл рот - и снова закрыл.

– Ты возразить что-то хочешь?
– удивлено спросил Кэраи.

– Я не могу возразить, нечего. Но вы над нашей затеей смеетесь. А делать-то что?

Дружный смех был ему ответом.

– Да, ты прав, это главный вопрос, - произнес, все еще улыбаясь, на сей раз от души.

Два человека разговаривали, сняв для беседы целое крыло гостиницы, лишь бы никто не подслушал. Странной вышла беседа: один, хоть в невзрачной дорожной одежде, и осанкой, и жестами выдавал привычку повелевать. Второй казался попроще, и одет был чуть побогаче, да и годов за плечами явно насчитывал меньше. Но указания шли от него.

А если б кому удалось увидеть начало беседы, замети л бы еще кое-что: золотую пластину с выбитыми на ней знаками, и это указывало, что младший собеседник сам выступает чьим-то голосом.

– Он не должен вернуться, - говорил посланник.

– Я не самоубийца, - раздраженно отвечал старший.
– И у себя-то его долго держать не могу, а тут еще "не вернуться"!

– Это ваши дела. Мне было велено передать - за верность вас наградят доверием, оно коснется и членов семьи. Кому ни решите передать дела, когда подойдет время - сыну, ли, племяннику...

Вновь блеснула золотая пластина - самый уголок, будто свеча мигнула, но свечу не спрячешь в рукав.

– Твой хозяин – то далеко, а брат этого близко!

– Разные способы есть, - голос посланника зазвучал глуше, будто разговор утомил человека.
– И негодяй какой напасть может - да хоть в дороге, хоть в самом Хинаи уже, и всякие зелья небыстрые. Лишь бы он домой не доехал, а пресечет ли границу, дело десятое...

Когда Кэраи проснулся с сильной головной болью, которую не снимали ни мята, ни липовый цвет, Ариму устроил разнос приставленным к нему людям Майя, и те добыли где-то острейший заморский перец, который в еду добавляют по крохам, с опаской. Но лучше не стало, поднялся жар, а потом гость и вовсе впал в забытье, и глава Мелен вынужден был вернуться в свой городской дом из загородного.

Он затребовал к себе врача, который осматривал гостя, и о чем-то долго с ним совещался. Затем и сам, хоть и опасаясь заразы, заглянул к заболевшему - ему к тому часу стало хуже; хоть и пришел в себя, едва мог шевелиться и говорить, и по коже пошли красные пятна.

В глубокой задумчивости покинул Хиноку Майя покои, и едва не сбил с ног Ариму, который в ожидании совершал круги по коридору, точь-в-точь сова-охотница над полем.

– Что говорит врач?

– Увы, ничего хорошего. Непростой случай, похоже...

– И как же нам быть?

– Твой хозяин настаивает на отъезде, - сказал правитель

– Но он совсем плох.

– Поэтому-то я не могу препятствовать.

– Но в городе поветрие! Может, это уже...

– Нет-нет, та болезнь протекает иначе. Да и пик ее миновал уже. Что делать, если я буду держать гостя силой, а он умрет здесь, наши провинции станут врагами.

Голос его при этом звучал необычно - не то этот немолодой, уверенный в себе мужчина опасался чего-то, не то, напротив, испытывал чуть ли не облегчение.

С таким трудом добираться сюда, чтобы вот так спешно покинуть город, и неизвестно еще, удастся ли довезти больного живым. Вот Небеса посмеялись, ничего не скажешь!

– Не нравится мне, как глаза у этого господина Майя бегают, - сказал Юи, когда уже садились на лошадей.

Хозяин Мелен вышел проводить уезжавших, но сам не отправился даже к воротам, выделил только охрану. Печальным выглядел этот обратный выезд, вместо улыбчивых всадников - закрытая повозка, провожатые в темных одеждах и слуги с мрачными лицами.